Сломанная защита (CИ)
Шрифт:
Телохранитель докладывает, что дом безопасен, — это совершенно ни к чему, но Богдан не может выполнять работу вполсилы, он начеку каждую секунду. Андрей отправляет его к водителю в соседний домик для гостей.
— Я в восторге от дома, Андрей! — говорю, с восхищением рассматривая старомодную тканевую люстру над головой. Где они такую взяли?
— Да, мы мечтали в студенчестве закатить здесь шикарную вечеринку и позвать всех красивых девчонок и молоденьких преподавательниц из универа, — рассказывает Осадчий с хитрой улыбкой, его интонации наконец-то становятся легче, взгляды — добрее, — и сильно обижались, когда родители Глеба категорически отказывали. Сейчас, когда мы стали старше,
— Твой друг не против, что ты здесь со мной?
— Нет, конечно. Он знает, что у меня все под контролем, — он по-хозяйски заходит в котельную, добавляет отопления, затем разжигает камин в гостиной. — Иногда я привожу сюда родителей, они жуткие домоседы — если их не сгрести в охапку, могут за год ни разу не свернуть с маршрута работа-дом-пятерочка. А здесь им нравится.
— У тебя много друзей?
— Нет. Да и с тем же Казаковым бывали разные времена, мы же работаем вместе, а это чревато. Но обычно нам удается выплывать.
Пока я привожу себя в порядок с дороги, Андрей разбирается, как включить двухметровую елку в гостиной у камина. Я помогаю ему вскипятить чай, сполоснуть от пыли бокалы, в которые он разливает вино.
К половине двенадцатого нам удается организовать уютную полянку у камина. Мы пододвинули два кресла поближе, поставили столик между ними. Я вытягиваю ноги в шерстяных носках, наслаждаясь живительным теплом от огня, Андрей дважды ходит курить.
— Спасибо, что привез меня сюда. Так спокойно на душе, — говорю с легкой улыбкой.
— Спасибо, что приняла приглашение, — парирует он мою атаку вежливости, а потом приглашает к себе на колени. Я устраиваюсь поудобнее, обнимаю его за шею. Его волосы приятно пахнут шампунем. Андрей выглядит очень расслабленным, закатал рукава свитера, обнажив предплечья, снял часы и положил на столик, рядом с мобильным. Где-то без пяти двенадцать он, наполнив наши бокалы, вдруг спрашивает:
— Лидия, — делает небольшую паузу, и я понимаю, что разговор пойдет о чем-то личном или неудобном. Ему самому немного неловко: — Мы не предохранялись в прошлый понедельник.
— Да, я сдала анализы, свою справку пришлю тебе на неделе.
— Я не об этом. Если ты окажешься беременной, ты ведь сразу скажешь мне? — он ловит мой взгляд, мы смотрим друг другу в глаза, мне почему-то сильно хочется с ним целоваться. Возможно, дело в паре глотков вина или в волшебном тепле, исходящем от настоящего огня.
— Завтра-послезавтра как раз узнаем, — пожимаю плечами, смущаясь. — Какой результат тебе больше понравился бы? — и тут же жалею, что озвучила этот вопрос. Очень боюсь разочароваться в этом мужчине. Пытаюсь себя настроить, что заводить детей именно сейчас — идея опасная, и настолько логичный человек, как Осадчий, непременно это понимает, да и сама я пока не готова. С ним заводить семью. Наверное. Но как же не хочется разочаровываться! Хоть кулачки держи, да разве это помогает взрослым людям справляться со взрослыми сложностями?
— Я бы, конечно, впал в шок. Но это была бы хорошая новость.
— Правда? — я произношу эти слова не с надеждой — скорее, со скептическим окрасом. Дескать, сама считаю иначе. Андрей нужен мне, но я не готова пока демонстрировать, как сильно.
— Да, я думал об этом еще в прошлый понедельник. О, полночь! Со Старым Новым годом, Яблочки!
— Поздравляю, мой Президент, — мы чокаемся, обмениваясь манящими взглядами и легкими касаниями. По глоточку отпиваем из бокалов, а затем с удовольствием целуемся, но не спешим продолжать. Оба знаем, чем завершится эта ночь, и нам нравится оттягивать заветный момент. Мне нравится. Я все еще на его коленях, он обнимает меня, поглаживая то бедра,
— У тебя нет детей? — спрашиваю, раз уж мы говорим откровенно.
— Нет, — отвечает, слегка остывая. Умею я осаживать.
— Вы с женой не хотели? Или… не успели?
— Мы недолго прожили вместе. И тогда… Честно говоря, тогда мы ссорились на эту тему. Там, конечно, моя мать щедро подливала масла. Ей не нравилась моя девушка.
— Из-за того, что она была старше?
— Да. Но с девицами младше или ровесницами у меня не получалось ничего вообще. Я очень много работал. Причем я не пытаюсь сейчас набить себе цену, я света не видел. Ночевал в офисе минимум дважды в неделю, на первом этаже располагался дешевенький спортзал, ходил туда мыться. У нас даже была такая шутка: личная жизнь — для слабаков, настоящие юристы всегда выбирают работу. Девчонки не понимали, считали, что я пренебрегаю ими, хожу налево или еще что-то. Юристам сложно строить отношения.
— Пока они не открывают собственную юрфирму, — улыбаюсь, окидывая взглядом дом и дорогое вино, он подмигивает.
— Мама давила, что когда мне, наконец, захочется детей, то кто мне родит? Мне было двадцать пять, я получил статус адвоката, я не хотел детей в то время, меня все устраивало.
— Звучит удручающе.
— Я был молод и глуп, — он пожимает плечами. — Сейчас мне жаль, конечно. О детях я знал только то, что из-за них портится качество секса. У моей жены была маленькая дочь от первого брака, и когда мы поженились, сразу начали жить втроем. Она постоянно приходила ночами, ей снились кошмары. Когда за стенкой, возможно, не спит ребенок, знаешь ли, градус влечения заметно снижается. Все время хотелось проверить, задвинута ли щеколда.
— И тебе навязывали еще одного.
— Именно. Мы работали, виделись мало и урывками, обоих это устраивало. Но это хорошо, что они с мамой меня не продавили в данном вопросе. Она бы не успела родить, мы прожили вместе всего полгода, — его глаза становятся пустыми, словно он черпает воспоминания из запертого участка души, он даже не замечает, что я обнимаю его крепче.
— Терять больно, Андрюш. Я очень тебе сочувствую.
— Спасибо, ты чудесная, — он оживает, улыбается. — Абсолютно во всем. Лидия, ни шагу без охранника, — качает головой, предостерегая. — Пусть я перестраховываюсь, но ты должна быть в полной безопасности. Мои чувства к тебе вот-вот перерастут в манию, я все время думаю, все ли с тобой хорошо.
— Даже не сомневайся, со мной все будет в порядке.
— Когда о нас узнают, — а это все равно случится, — рванет. Я, конечно, подготовлю почву, уже начал настраивать друзей Голубева против него, но… Вина будет моей.
— Потому что тебе меня нельзя. Но ты не устоял.
— Ты не оставила мне ни шанса, — он целует меня в губы, ведет носом по щеке, утыкается в шею. Шумно втягивает в себя воздух. Касается кожи сухими губами и влажным языком одновременно. Ошеломляющий контраст, я мгновенно чувствую разливающийся по телу жар. Вдоль позвоночника, напротив, пробегает холодок. Все это рождает потребность, я понимаю, что нестерпимо хочу этого мужчину. Сейчас. Почувствовать на себе вес его тела. Внутри себя — твердость желания. И поцелуи хочу повсюду — нежные и нетерпеливые. Я вспоминаю наши общие моменты, как отчаянно двигалась на нем, как он прижимал к себе, когда достигал пика, и внизу живота простреливает, но не током, а искрой наслаждения. Я хочу быть с ним, утешить его, подарить ему много-много любви. Столько, чтобы он поразился. Чтобы больше не смог без этого.