Сломанное время
Шрифт:
Перед огромной дверью с задвижкой было пронзительно тихо. Гоша слышал даже посвистывание в легких Гудзона, когда тот дышал. Но стоило ему повернуть задвижку и чуть толкнуть дверь, как в уши его ворвался шум. Гудзон поморщился и схватился руками за уши. А Гоша вспомнил юность, когда работал в прессовочном цехе на заводе. Там тогда стояли шесть огромных пресс-машин, и они штамповали сантиметровые листы железа. Даже в наушниках рабочие теряли слух через пятнадцать лет работы. Но вместо качественных наушников им выдавали зачем-то молоко.
«Да, молоко, – подумал Гоша. – Я бы сейчас выпил литр-другой…»
Они вошли, и Гоша притворил дверь. Сначала он не проникся смыслом происходящего. И только когда они вошли в зал, который по размерам был не меньше хранилища кораблей, он почувствовал легкий озноб. Тысячи квадратных метров площади занимал огромный ленточный станок. Конвейер двигал и двигал вертикально стоящие колбы, в которых, словно в гигантских ампулах для инъекций, стояли люди. Зеленоватая жидкость покрывала их, и только людские макушки, как поплавки, при каждом толчке станка поднимались вверх – и тут же тонули. Станок успокаивался – и макушки совершали обратный ход, чуть касаясь поверхности жидкости. Снова толчок – и снова людские головы по брови поднимались над поверхностью…
– Пресвятая Богородица… Что здесь происходит?
С закрытыми глазами, люди в ампулах безучастно участвовали в этом действе. Изо ртов их уходили наверх, в отверстие в верхней части ампул, шланги, играющие, видимо, роль воздухопроводов. Из легких отработанная кислородная смесь уходила напрямую – через ноздри. Сотни, тысячи – Гоша готов был поклясться, что десятки тысяч – ампул двигались по конвейеру, заставляя людей качаться и пускать пузыри.
– Добро пожаловать в ад, Генри Гудзон, – прохрипел Гоша.
Не доверяя глазам своим, тот подошел к ампулам ближе.
Ампулы менялись перед ними, словно предоставляя возможность полюбоваться ирреальностью происходящего. Мужчины, женщины… Старики, молодые люди, подростки…Чернокожие, мулаты, монголоиды… Гоша посмотрел на маори, каждый квадратный дюйм кожи которого покрывали татуировки. Индейцы с отверстиями в ушах и носах – их лишили украшений перед помещением в новую среду обитания…
Широкоплечие атлеты, люди с запущенным брюшком, женщины с интимными стрижками, уродливые старухи… Кажется, для маринада здесь был пригоден любой продукт…
Гоша засмотрелся на девушку, услужливо поставленную перед ним конвейером. Она качнулась, и он машинально осмотрел ее формы. Необычайной красоты, она была прекрасна даже в этом своем состоянии.
И вдруг она открыла глаза.
Гоша сделал шаг назад, чувствуя, как потеет на рукояти шпаги ладонь.
Несколько секунд девушка рассматривала пространство перед собой. И увидела стоящих перед ней людей. Лицо ее исказилось в мольбе. Она открыла рот и, пережевывая резиновые воздухопроводы, что-то прошептала.
– Она жива! – вскричал Гоша и, бросившись к ампуле, одним ударом шпаги расколол ее прозрачную скорлупу.
На металлический пол хлынула, как из разбитого аквариума, волна. Девушка, не в силах удержаться, вывалилась из теперь уже несуществующей ампулы.
– Помогите мне, Гудзон!.. – задыхаясь, крикнул Гоша.
Подставив руки, он поймал девушку и стал валиться назад. Только теперь придя в себя и поняв, что от него требуется, Гудзон подставил руки и удержал Гошу от падения.
Гоша осторожно положил девушку на пол.
– Вы можете говорить? Кто вы? Как сюда попали?..
Кашляя и задыхаясь, она отрыгнула целую лаву воды с какими-то черными хлопьями и натужно, судорожно вздохнула.
– Сейчас она придет в себя! – торжественно пообещал Гоша. – Вот увидите, вот увидите! Держись, держись, малышка!..
Девушка между тем перевернулась на живот и медленно, будто в интимном танце, встала на колени.
Крепкие большие груди, словно резцом скульптора выточенные ягодицы, маникюр на пальцах, который постепенно терял свой синюшный вид и светлел на глазах, – сейчас это не возбуждало, а просто заставляло восхищаться…
– Ну, вставай, вставай, милая, – забыв про рану, Гоша схватил ее обеими руками за плечи и стал поднимать.
И вдруг заметил, что судороги прекратились. Девушка дышала ровно, но в дыхании этом слышалось что-то, что напомнило ему легкое возбуждение. Приняв это за симптомы шокового состояния, он все-таки поднял девушку. Голова ее была склонена, и мокрые волосы, вьющиеся шикарные волосы падали вниз, как вуаль…
– Эй, ты спасена, малышка! – радостно крикнул Гоша и встряхнул ее за плечи.
Она не подняла головы. Недоумевая, Гоша слышал сопение и уловил едва заметный поворот головы влево. Туда, где на плече девушки лежала Гошина, кровоточащая раной, рука.
– Можно просыпаться, все позади.
И он уже не мог бы вспомнить потом, что произошло дальше, если бы его попросили об этом.
Схватив обеими руками его ладонь, девушка впилась в нее зубами. Пронзившая Гошу боль погрузила его во мрак, и он услышал крик свой, полный ужаса…
Вырвав руку и сжав запястье, он шагнул назад. А девушка, кивнув, забросила свои волосы назад. Движение, которое могло свести с ума любого мужчину. Так почти и вышло. Увидев ее зеленые, лишенные зрачков глаза, Гоша почувствовал, как слабеют ноги.
Обнажив ровные, залитые кровью зубы, существо бросилось на него с тем свирепым удовольствием, которое не раз видел Гоша, живя на Острове…
Он услышал свист.
А потом звук, с которым топор врубается в кочан капусты.
Что-то горячее и жидкое ударило его в лицо, ослепило, заставило повалиться на пол…
Протерев глаза, он вскочил. Гоша сделал бы это, даже если бы у него были переломаны обе ноги. Страх, почти безумное отчаяние подняло его на ноги, и он услышал, как на пол падает что-то тяжелое.