Сломанные каблуки, или Миссис Совершенство
Шрифт:
Марта смотрела на меня, прикрыв трубку.
— Мишель — чудо. Единственный человек, которому я позволяю притрагиваться к моим волосам. Она главный специалист по окраске в «Пол Этер». Обещаю, она приведет твои волосы в порядок, не устраивая драмы.
Наконец Мишель взяла трубку.
— Прости, что отвлекаю, но хочу попросить тебя об одной услуге. Моей знакомой нужно срочно помочь. Она пыталась покрасить волосы сама, в итоге ее стилиста чуть удар не хватил, и теперь она понятия не имеет, к кому обратиться. А ты всегда знаешь,
Марта слушала и кивала.
— Отлично. Спасибо, Мишель. Ты лучше всех. — Она убрала телефон и улыбнулась. — Она примет тебя в три.
— Чудесно. Но ведь я должна быть на работе…
— Да, должна. Но, честное слово, Тэйлор, я просто не в состоянии заниматься делом, пока у тебя на голове морковная соломка.
Мишель, возможно, гений окраски, но при виде ее я затрепетала. Она высокая и красивая, с роскошными темными волосами, высокими скулами и идеальными губами. Я села в кресло, и она накинула на меня полотенце.
— Что вы сделали? — поинтересовалась она, становясь позади и изучая мое отражение в зеркале.
— Полагаю, загубила свои волосы.
Мишель слегка улыбнулась:
— Я имею в виду: чего вы хотите? Можно закрасить рыжину, но это ненадолго. Через месяц придется подкрашивать корни. Что вы сейчас хотите сделать с вашими волосами?
Я смотрела на свою шевелюру, которая яркими прядями рассыпалась по плечам.
— Я снова хочу стать светловолосой безо всякой рыжины. Раньше я каждый месяц ходила в салон подкраситься и каждые полтора месяца — на мелирование. Но сейчас нужно что-нибудь попроще. У нас изменилось финансовое положение…
— Нигде не сказано, что нужно тратить много денег, чтобы выглядеть красиво, — отвечала Мишель, поправляя на мне полотенце. — У меня уйма небогатых клиенток, и среди них множество блондинок с шикарными волосами.
— Правда?
— Да. — Мишель похлопала меня по плечу. — Все будет в порядке.
— Что вы сделаете?
— Смою цвет, который вы нанесли, изменю основание, сделаю вас светло-русой, тогда нескоро придется закрашивать корни. Потом добавим мелирование, но снизу, а не сверху, чтобы замаскировать отросшие волосы. В таком случае вам придется ходить в салон лишь дважды в год, а не каждые полтора месяца.
Она так и сделала, но процесс оказался долгим. Сначала мы избавлялись от рыжего цвета, потом нанесли новый.
Я вышла на улицу, проведя в кресле несколько часов. К счастью, волосы вновь стали светлыми, мелированные пряди малозаметны и меньше похожи на выгоревшие. И слава Богу, поскольку на дворе середина ноября и День благодарения не за горами.
По пути я позвонила в офис и услышала автоответчик. Рабочий день окончился. Неудивительно — было почти половина шестого и уже стемнело. Но по пути домой я чувствовала, как у меня засосало под ложечкой. Марта не так уж плоха, решила я, забирая
Вечером в понедельник, отдав деньги домовладельцу, я села за руль и улыбнулась. Теперь до июня нам не нужно думать об арендной плате, и еще осталось, чтобы заплатить за машину. Моей зарплаты хватит на покупки, няню и непредвиденные случаи.
Нужно позвонить Натану. Он будет мной гордиться.
Я взяла телефон и набрала номер мужа. К моему восторгу, он сразу ответил.
— Натан, отличные новости, — выпалила я. — Я только что продала нашу мебель за двадцать пять тысяч.
Ответом мне служила мертвая тишина.
— Ты слышишь? — переспросила я с оттенком досады. — Я продала всю обстановку Монике и Дугу. Двадцать пять тысяч долларов, Натан.
— Тэйлор, один лишь гарнитур в столовой стоит столько.
Голос у него был ледяной и отстраненный. Я съехала на обочину и облокотилась на руль.
— Ты с ума сошел?
Натан вздохнул:
— Ты всегда действуешь впопыхах, Тэйлор. Никогда не думаешь.
— Неправда!
— Понадобится сто тысяч долларов, чтобы заново обзавестись такой же мебелью. Кушетка в гостиной стоила двадцать тысяч. Кресла — по пять тысяч за штуку. По-твоему, мы сможем себе это позволить снова?
Я прикусила язык — сильно, чтобы не запротестовать. Невозможно спорить с Натаном. Все, что я делаю, — плохо.
— Но у нас больше нет дома, куда подошла бы такая мебель, — ответила я, успокоившись. — Она не поместится в доме, который я сняла, а хранить ее где-то на складе слишком дорого. Натан, она предназначалась для особняка площадью почти семь тысяч квадратных футов. А новый дом — меньше двух тысяч. Он крошечный, поверь.
— Зачем было его снимать?
— Потому что он дешевый и близко от школы.
Натан молчал долго; мне показалось, что он положил трубку, но тут муж тяжело вздохнул.
— Ты, кажется, больше во мне не нуждаешься, — тихо проговорил он.
У меня замерло сердце.
— Неправда.
— А по-моему, это так.
— Натан, ты ошибаешься.
— Ну да, все так говорят.
Я помнила об этом разговоре до конца дня и перезвонила мужу вечером, по пути с работы, но не знала, что сказать.
«Возвращайся домой, я буду тебя содержать»? «Бросай работу и живи с нами, в уродливом маленьком домике»?
Я глотала слезы. Натан с рождения купался в роскоши, его мать не работала, а отец в семидесятые-восьмидесятые годы заколачивал миллионы в Кремниевой долине. Предполагалось, что Натан тоже станет миллионером. Но мы потеряли все, и мой красавец муж вкалывает где-то в Омахе.
Иногда я думаю, что мне тяжело, но если подумать — ему еще хуже. Натан мужчина. Он должен содержать семью. Держать ситуацию под контролем. Зная Натана и его родню, я понимаю, что сейчас он чувствует себя неудачником.