Сломанные крылья
Шрифт:
– Ты читаешь статьи по генетике? Это что-то новое.
– Ты думала, меня интересуют только каталоги одежды и журналы, где пишут о том, как составлять букеты? Вот видишь, никто никого не знает до конца. Я скажу больше: не так уж много женщин, которые точно знают, что заложено в человеке, от которого они рожают детей. У Оли просто крайний и слишком очевидный случай.
– Ты это о чем? Не знают, что заложено… Ты как-то очень лично это сказала.
– Ерунда. Ты просто сейчас все болезненно воспринимаешь. Я накрываю стол?
– Мама, он может уйти к ней? Даже если она не захочет? Я была у нее, видела их вместе.
Стелла беспомощно опустилась на стул.
– Не истязай себя, умоляю. Ты же знаешь, как это может для тебя закончиться. Я тогда молилась, чтоб ты осталась живой. Только об этом.
– Значит, ты думаешь, что может.
Никита все ехал и ехал по шоссе, ведущему от гаража Смирнова. Кольцевая давно осталась позади. Он останавливал всех прохожих, которых становилось все меньше, заглядывал во дворы, если калитки открывались просто, стучался в двери домов. Он перестал считать, сколько милиционеров отрицательно качали головами или недоуменно разводили руками. Он был практически уверен, что искать нужно за городом, в частном секторе. Ребенок, подброшенный к подъезду московского многоквартирного дома, уже давно бы всплыл в милицейских сводках. Но Слава и Сергей сказали, что в ту ночь никаких сигналов не было. Они уже опросили участковых.
В одном из поселков он увидел на окраине крошечный бедный домик, во дворе которого возились чумазые дети. На веревке во дворе сушились пеленки. Значит, есть и грудной. Он долго стучал, а дети с радостным недоумением его разглядывали. Наконец дверь открыла толстая женщина в старом, давно не стиранном халате.
– Вы не разрешите войти? – спросил Никита.
– А че тут не разрешать, – пожала плечами женщина.
Никита вошел, осмотрелся. Дом состоял из небольшой, закопченной кухни и довольно просторной комнаты, в которой находились разного вида и качества детские спальные места. Даже просто тюфячки на полу с подушками без наволочек и одеялами без пододеяльников. В старой маленькой кроватке кряхтел крошечный малыш.
– Жрать хочет, – объяснила хозяйка. – Щас его покормлю, а вы на этот стул садитесь.
Никита сел на краешек, хозяйка лихо освободила от халата одну грудь, размером и формой напоминающую футбольный мяч, достала малыша и сунула сосок ему в рот. Тот мгновенно и деловито принялся за дело. Никита про себя изумился: «Какой умный!»
– Так вы по какому делу? – вдруг церемонно начала светскую беседу хозяйка.
– Меня Никита зовут, – представился он. – Я проезжал мимо: вижу – детишки у вас. Вы, наверно, все знаете о детях в округе. А у меня такой вопрос: не слышали вы, что в какой-то дом ребенка новорожденного подбросили?
– Подбросили? Да вы что? Я, вообще, Валентина. Не, не слыхала. Коли б подбросили, я б знала. А что за ребенок? Чей? Не ваш? Вы не из милиции, случайно?
– Давайте по порядку. Я не из милиции. Ребенок не мой. Одной знакомой. Его украли из роддома.
– Что делается! – воскликнула Валя, поправляя грудь. – И куда все смотрят! Моих только что-то никто не крадет. И вы так ездите и у всех спрашиваете?
– Ну, что делать. Мать страдает. Вам, видимо, это понятно.
– Еще как понятно. Во нелюди. Из роддома! Дите, оно ж мамкину сиську просит!
– Да-да. Именно. Я к тому, что
– Точно, – Валя с вожделением посмотрела на деньги. – Только не слышала я. Так что забирайте это. Как мне слышать, когда у меня ртов полон дом. Когда, говорите, подбросили?.. Нет, не слышала.
– Ну что ж, – поднялся Никита. – Рад, что поговорили. Я, пожалуй, дальше поеду.
– Деньги-то свои забирай, Никита, – проговорила Валя ему в спину. – Может, кому другому дашь, кто знает.
– Нет, что вы! Это вашим детишкам. Они мне очень понравились.
Валя отняла от груди осоловевшего от питания ребенка, подняла его вертикально, чтоб молочко пробежало по всему тельцу, и сказала в сонные глазки:
– Видишь, что сказал. Подкинули, мол. Ищу, мол.
Ирина рано утром договорилась с Валей, что та придет к ним вместе со своим грудничком и будет сидеть, пока Ирина не вернется. Когда Валя вошла, Ирина была уже одета.
– Здравствуй. Спасибо, что вовремя пришла. Когда Антошка проснется, покорми его. Уложишь спать, можешь в его комнате диван разложить и тоже поспать. Продукты в холодильнике, готовь, что хочешь, только прислушивайся. Не давай сыночку плакать. Захочешь телевизор посмотреть, включи в гостиной почти без звука, а дверь в детскую не закрывай. Я могу задержаться.
Ирина села в машину, приехала в Москву, остановилась у одной не очень большой платной автостоянки. Вышла из машины и стала смотреть на шоссе, нетерпеливо поглядывая на часы. Вскоре показался не новый, но довольно приличный «Мерседес» сине-стального цвета. Он остановился, оттуда вышел высокий парень в джинсах и кожаной куртке, подошел небрежной походкой:
– Не меня ждете?
– Дмитрий?
– Да. Здравствуйте, Ирина.
– В каком прокате взяли машину?
– В дальнем. Меня там не знают.
– Нормальная машина. Подойдет. Вы внешне тоже.
– Это комплимент?
– Это начало сотрудничества. Сейчас я оставлю на стоянке свою машину. Мы поедем по нужному адресу. Там я выйду, а вы будете действовать по договоренности. Буду ждать, видимо, держать такси, поеду за вами. Остановитесь у кафе, о котором мы говорили. Я туда войти не смогу. Вам придется действовать одному, и очень точно. Я все покажу и объясню по дороге.
Через десять минут Ирина сидела рядом с водителем «Мерседеса». Когда автомобиль тронулся, она открыла сумку:
– Вот этот препарат. Он в ампулах. В кафе вам нужно быстро и аккуратно открыть ампулу вот этой пилочкой и вылить содержимое в бокал. Для начала две. Она выпьет, ничего страшного не произойдет. Чуть возбуждения, легкая забывчивость. Думаю, она сразу согласится поехать с вами, но не будет особо вникать, куда именно. Бутылку вина берите с собой. В зале ожидания вокзала пьете – за встречу, за любовь, не знаю, за что, – и добавляете в ее бокал еще две ампулы. Не слишком заметно, но и не опасаясь, что она что-то заподозрит. Она будет в состоянии достаточно сильного опьянения и некоторого забытья. Вот билеты. Это спальный вагон, я купила оба места. С проводником вы, естественно, не торгуетесь. Даете, сколько скажет. Я буду неподалеку. Рассчитаемся, как только поезд тронется. Понятно?