Сломанные куклы
Шрифт:
— Марек-то, Азбель, все продает свои спиннинг и да грузила, магазин-то рыболовный свой расширяет, пристройку делает из соседней квартиры, с пенсионером за стенкой договорился, другую квартиру деду подыскал, оплатил вроде уже все ему полностью… Чего-то он еще с рыбной инспекцией областной затевает по участкам на речке, какое-то выгодное спортивное рыболовство там организовывает…
— А у Марека свояк-то есть, помнишь? — Виталик осторожно наклонился к Глебу. — Ну помнишь, свояк еще у него — милиционер, сейчас числится каким-то вроде оперативником. A-а, так себе у мужика службочка… Раньше-то этот свояк работал в приемнике-распределителе для малолеток, дак он там начал книжки писать, детективы для газет! На дежурстве-то скучает, вызывает к себе в кабинет, будто на допрос, пацана, распиши, говорит, мне свою историю, любезный. Имена, фамилии, если хочешь, измени, ну еще там названия выдумай какие. Мальчишке надоест до чертиков в камере, а тут — светло, музыка, дядька сигарету разрешил… Все малолетки у свояка-то писали в охотку, кто как умел. А он потом чуть подкумекает, нужную направленность придаст этим каракулям — и в газету. Держите, мол, страшную правду милицейских будней! Свояк-то, Бендриков, доволен — ужас! Хвастался сам, у него, говорит, за время работы с шантрапой таких историй штук сто накопилось!..
Капитан Глеб молчал. Оторвал взгляд от тарелки.
— Слушай, пошли подышим, а, Виталик?
— Ага, пошли! А я курну заодно немного!
Виталик бросился открывать дверь на застекленный балкон.
Во дворе в сумрачном квадрате высоких домов под окнами шумела разноцветная детвора, только-только привыкая к первым дням каникул. Теплый вечер во дворе собрал немало людей. У соседнего подъезда на тротуаре стояли в беспорядке пианино, холодильник, разнокалиберные ящики; в доме напротив стучал молоток, над верхними балконами вилась, осваиваясь в наступающем погодном тепле, мелкая мошкара.
Из гаражей какой-то мужик приветливо и громко, через всю детскую площадку, окликнул Виталика. Тот, виновато покосившись на Глеба, ничего соседу не ответил и только слабо махнул в ответ рукой. Его друг решительно оперся на балконные перила и молчал.
С тоской в неуверенном голосе Виталик продолжил рассказывать ему о старых знакомых, изо всех сил стараясь отвлечь Глеба от грустных мыслей.
— Серега-то Серов с зимы уже живет на даче. Жена его совсем достала, вроде бы как на развод подала, он квартиру ей с тещей оставил, там у него сын больной, а сам в дачном домике так и живет, и ночует, копается понемногу в огороде…
— Давай я тебе еще компотику вишневого подолью, а?
— …Серый-то, он аккуратный, у него на дачке все чистенько, прибрано. Я после снега у него был там, сам видел, как он пожар тушил, трава старая с краю около забора горела, так он чуть не прибил из-за этого соседского мальчишку, все орал на него, что, мол, птицы там, в траве, птенцы… Перелетные вроде… Он там, на своей фазенде, совсем в одиночку-то одичал. Прошлым летом даже кошку в клетке цеплял на яблоню.
Глеб с удивлением повернулся к приятелю.
— Зачем?
— Говорит, чтобы скворцов от урожая отваживать…
Виталик осторожно, стараясь не спугнуть возвращающееся к другу настроение, тронул Глеба за плечи.
— Давай еще по одной? Чего мы тут, как в театре, в воздух-то уставились?! Пошли, пошли, давай за стол.
Отчаявшись отвлечь Глеба нейтральными разговорами, толстячок деловито вздохнул, сел рядом с ним на диван и отважно вернулся к главному.
— Жанка-то после взрыва совсем каменная стала, на себя не похожая. Антонина моя часто заходит к ней, говорит, что та сидит дома молча, даже и не плачет. В магазине-то ихнем девки-продавщицы вроде сами со всеми делами сейчас справляются, да как там они без нее полностью-то разберутся, она же ведь такая умница… Сейчас в их магазине Гера все больше бывает, если не в отъезде по бизнесу.
Аккуратно разливая водку по рюмкам, Виталик рассудительно продолжал.
— Назар все на своем мотоцикле носится, от баб оторваться никак не может. Санька Косачев «сундучить» пошел, в армию, там все как-никак у прапорщика паек, на контракте деньги сейчас вовремя платят…
Внезапно он замолчал, в сердцах бросил вилку на стол.
— Все, Глебка, я больше так не могу! Ты грустишь, а я все треплюсь и треплюсь. Не могу я так больше, говори чего-нибудь и ты. Понимаю, что ты к Жанке чувствуешь, но не молчи же так долго, пожалуйста, а?!
Глеб тряхнул головой, внимательно посмотрел на Виталика.
— Ладно, ты прав. Чего-то я не к столу задумался. Плесни-ка нам для начала еще по рюмашке холодненькой, выпьем, а потом… После того как мы закусим твоей волшебной капусткой, ты, гражданин Панасенко, честно ответишь мне на несколько каверзных вопросов. Пойдет?
Виталик просиял.
— …Милиционер-то этот, ну свояк азбелевский, там при том деле с самого начала был, все сведения Мареку потихоньку о следствии рассказывал.
Раскопали милиционеры в костре остатки снаряда, или мины, не знаю точно, ну такая железная штуковина с ребрышками… Старый снаряд, военный, не очень большой — недалеко от костра нашли хвост от него и корпус разорванный, проржавевший. Потом еще следователь говорил, что хорошо, что так удачно снаряд грохнул, не всех наших накрыл, да и мужики были не у самого костра, вроде как всем повезло, ну, конечно, кроме Маришки… Никакого дела уголовного вроде тогда особенного-то и не было, признали, что несчастный случай, ну типа, как эхо войны…
Покачивая в руке рюмку и глядя на ее блестящий ободок, Виталик добросовестно добавил.
— Вадик-то Назаров потом бегал по нам, трясся весь. Это он, сам говорил, высыпал в костер всякое барахло вначале, бумажки с работы притащил туда, на берег, в пакете мусор из конторы собрал, ну и привез в выходные в костре сжечь. И милиционеры его сколько раз по этому поводу спрашивали…
Не заходя на кухню с балкона, Глеб спросил.
— Чего это он сам пакет с мусором собирал? У него в конторе секретарши нет, некому прибраться что ли?
— Не заработал он еще на секретарш-то. Да они ему и без надобности. Для него, ты ж помнишь, любая баба поприличней — уже секретарша.
Хлебосольный и радушный хозяин вовсю пользовался возможностью потчевать друга в полное свое удовольствие. Незаметно как-то под милый их разговор исчез со стола запеченный лещик, закончилась картошечка и грибки, затем, облизывая поминутно пухлые пальчики, Виталик поставил на скатерть ближе к другу полное блюдо маленьких бутербродов с жирной налимьей печенкой.