Сломанные куклы

Кэрол Джеймс

Стивенс усмехнулся.

– Вылезайте из-за моего стола и убирайтесь из моего офиса.

– А я надеялся, что у нас получится все сделать цивилизованно.

Стивенс засмеялся.

– Это что, угроза? Вы из полиции. Что вы, черт возьми, можете сделать? Приходите с ордером, тогда поговорим.

– Мне нужно увидеть все, что у вас есть по Рэйчел Моррис, – сказал я. – Я попросил трижды, попросил вежливо. Больше просить не буду.

– Идите за ордером.

Стивенс оглядел меня снизу вверх и усмехнулся. Ход его мыслей был для меня очевиден. Он был выше меня более чем

на десять сантиметров и тяжелее на сорок пять килограммов. Он проиграл в голове все возможные сценарии развития событий и понял, что в любом случае окажется победителем. У него было преимущество как с юридической точки зрения, так и с физической. Стивенс открыл рот, чтобы что-то сказать, но я предупреждающе поднял руку. Я не желал ничего этого слышать.

– Ладно, если вы хотите по-плохому, отлично. Расскажите о том, как вы шантажируете клиентов.

– Как я что? – напрягся Стивенс. В его голосе послышались неуверенные нотки.

– Вы спрятали имеющуюся у вас информацию о Рэйчел Моррис, чтобы было чем шантажировать ее мужа.

– Что за бред.

– Вот тут вы не правы, – сказал я. – Это никакой не бред. Джейми Моррис попросил вас сохранить все в тайне, и вы наверняка договорились с ним о цене. Вы ведь слышали, что Рэйчел Моррис была недавно похищена особо опасным преступником, который уже похитил и лоботомировал четырех женщин? А если мы вспомним, что отец Рэйчел Моррис – Дональд Коул, можно легко понять, как Джейми Моррис превратился в ваш личный банкомат.

– У вас нет доказательств.

– А мне они и не нужны. Я видел телохранителей Дональда Коула. Один из них на восемь сантиметров выше вас и на двадцать пять килограммов тяжелее, так что он уложит вас, даже не вспотев. А судя по внешности второго, он с большим удовольствием вырвет у вас ногти плоскогубцами. Как, по вашему мнению, отреагирует Дональд Коул на новость о том, что вы удерживаете информацию, которая может помочь найти его дочь? Думаете, он захочет сначала взглянуть на доказательства?

Стивенс побелел. Я укоризненно покачал головой и громко вздохнул.

– Как-то плохо вы все продумали, – и я повернулся к Темплтон. – Плохо он все продумал, да?

– Да, плохо, – согласилась она.

Стивенс с усилием сглотнул. Сейчас он походил на змею, проглотившую мышь.

– Я дам вам то, что вы просите, а вы ни слова не говорите Коулу.

– Я – могила.

– Как я могу вам доверять?

Я опять укоризненно покачал головой и вздохнул.

– В этом-то все и дело, что никак. Но вы можете быть уверены, что, если вы не дадите мне то, что я прошу, я пойду к Коулу.

Стивенс подошел к Пикассо и снял его со стены. В стену за картиной был вмонтирован небольшой сейф, стальная дверца которого была замаскирована штукатуркой. На дверце был дисковый комбинационный замок – сейф был несгораемым, но не взрывостойким. Стивенс дважды повернул барабан влево и вправо, набирая комбинацию цифр. Открыв дверцу, он достал зеленую папку и маленькую флэшку и неохотно передал их мне.

На папке было написано имя Рэйчел Моррис уже знакомым мне аккуратным почерком Стивенса. Единственная разница была в том, что эта папка была тоньше, чем остальные, –

скорее всего потому, что дело Рэйчел было совсем новое. Внутри были ее фотографии и несколько страниц с общей информацией. Ничего интересного.

– Вся ценная информация – на флэшке, – сказал Стивенс, читая мои мысли. – Фотографии, расшифровки – все.

– Это все, что есть? – переспросила Темплтон.

– Все, – заверил Стивенс.

Мы направились к двери.

– Не забывайте, у нас договор, – бросил Стивенс нам в спину.

– На вашем месте я бы задумался о переезде в другую страну, – ответил я. – Возможно, придется имя сменить и пластическую операцию сделать.

Мы вышли, и у меня опять заломило кости от холода. В свете уличных фонарей моя кожа выглядела болезненно-оранжевой. Овечья куртка с капюшоном нисколько не грела. В следующий раз, когда меня пригласят в Лондон, я выберу летнее время. Я еще могу вытерпеть Лондон в июне, но в декабре он меня вымораживает.

– Вот за что тебя попросили из ФБР – за такие вот фокусы, да? – спросила Темплтон. – Я уже потеряла счет преступлениям, которые мы совершили за сегодняшний день.

– На твоем счету два, – сказал я. – На моем – три. Если считать запрещенную парковку в Камдене, то тогда у тебя тоже три, и мы квиты. И, кстати, я сам ушел из ФБР, меня не уволили.

Темлптон покачала головой и расплылась в улыбке.

– Уинтер, ты невозможен.

– И это хорошо, так ведь?

– Еще не факт. У Джейми Морриса большие проблемы, – добавила она. – Не могу поверить, что он утаил это от нас. Чем он думает?

– Он подумал, что, раз жена ему изменяет, пусть ей за это достанется по полной.

– Но ее пытают, режут заживо и, если мы не успеем, лоботомируют. Господи, Уинтер, это ненормально.

Темплтон достала мобильный.

– Я позвоню, чтобы его вызвали в отделение.

Я подумал о Саре Флайт, запертой в психбольнице. Подумал о том, как она просидит перед одним и тем же окном следующие пятьдесят лет. И о том, как Рэйчел Моррис ради хохмы режут ножом. И о том, что в моем кармане лежит визитка Дональда Коула.

– Повремени пока со звонком, – сказал я.

– Но Моррис должен нести ответственность за то, что сделал.

– Согласен. Но подумай сама: сейчас мы его вызовем, и все, что он получит, – это обвинение в отказе сотрудничать со следствием. Если он наймет мало-мальски грамотного адвоката, что он обязательно сделает, все, что ему светит, – это нагоняй. Он даже близко не подойдет к тюремной камере. А это неправильно.

Темплтон прищурилась.

– Ты ведь серьезно говорил про то, чтобы пойти к Коулу? Ты не блефовал?

– Иногда система правосудия неэффективна. Мы ловим преступников, а они находят лазейку в законе и остаются на свободе. Так происходит везде – и здесь, и в Штатах.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Я поступлю так, как посчитаю нужным, и ты сделаешь то же самое, – сказал я, кивнув на мобильный телефон.

Темплтон посмотрела на него и положила в карман.

– Это не значит, что я согласна с твоими действиями. Мне просто нужно время, чтобы решить, как поступить.

– Понятно.