Сломанные линии
Шрифт:
То есть много ведь симпатичных, даже красивых парней, верно? Особенно понимаешь это в таком городе как Лос-Анджелес. Все с идеальными причёсками и зубами, загорелые, спортивные. Но так выходит, что тянет нас к одному. Обычно. И вот Кейд — это как запрещённый десерт для меня. Он вреден, и я знаю, что пользы никакой не получу, кроме сиюминутного удовольствия, и всё равно хочу его.
Брежу им.
И что печально, мне всегда будет его мало. Я ещё не попробовала, но уверена в этом.
Даже его неидеальные зубы, эта небольшая щербинка между ними заводит меня покруче любого парня, который был у меня прежде. Моё сердце бьётся так быстро и громко, что, наверное, его стук слышен на первом этаже. Пульс отбивает чечётку не хуже Фреда Астера. Я могу получить его — прямо сейчас, стоит только дать себе волю.
«Сейчас его получишь ты, а завтра какая-нибудь другая, которую он захочет», — едко зудит противный голосок незамутнённого разума в голове.
И вот пока я думаю, сомневаюсь и колеблюсь, Фостер делает первый, решающий шаг — наклоняет голову, преодолевая то малое, оставшееся между нами расстояние, и осторожно накрывает своими губами мои. Касания лёгкие, едва ощутимые — думаю — нет, уверена — ему больно. Я чувствую их припухлость, место, где лопнула кожа. Закрываю глаза, погружаясь в эти ощущения — это так чувственно, и так действует на меня, что, если бы он набросился на меня, сминая мой рот под натиском своего, думаю, эффект был бы не таким сильным.
Ватный шарик выпадает из моих ослабевших пальцев, и я хватаюсь ими за футболку Фостера, сквозь материал чувствуя, какая твёрдая и горячая у него кожа. Я хочу стащить с него всю одежду, покрыть поцелуями — облизать эту упругую, татуированную кожу. Мой рот наполняется слюной от мысли, что я могу сделать с ним. Что он может сделать со мной и что мы оба сделаем друг с другом, окажись в спальне. Или на полу, столе, у стены — да где угодно.
Рука Кейда зарывается в мои волосы, пальцы не больно, но крепко обхватывают затылок. Другая ладонь ложится на мою поясницу — поддевает край майки и, поглаживая, двигается вверх по спине. Дразнящие касания заставляют меня теснее прижаться к нему, я забываю об осторожности, засасываю его губу, и Фостер болезненно шипит. Я тут же отстраняюсь, виновато посмотрев на него.
— Извини.
Он кривит губы в невесёлой улыбке, покачав головой.
— Нет, сам дурак. Надо было сразу ехать к тебе.
Его рука всё ещё была в моих волосах, и, мягко притянув меня к себе, он прошёлся носом по моей щеке, глубоко втягивая мой запах в себя.
— Балдею от твоего запаха. Уверен, там ты пахнешь так же сладко.
Его интимный, распутный шёпот едва не выбил почву у меня из-под ног. Рука Кейда легла на мою промежность, указательный палец надавил в самый центр, и, хотя на мне были трусики и пижамные шорты, я всем своим существом почувствовала, пропустила через себя его прикосновение. Я ухватилась руками за его широкие плечи и резко втянула в себя воздух; голова кружилась от недостатка кислорода, который вдруг перестал поступать в лёгкие.
— Ты думала о моих словах? — сохраняя интонацию и не прекращая неторопливые, размеренные движения руки, спросил Кейд. — Сможешь принять то, что я предлагаю тебе? Ни больше ни меньше, Ло, — он пронзительно, даже подавляюще посмотрел в мои глаза, и капитулирующее «Да» едва не сорвалось с моих губ. — Нам будет хорошо, ты знаешь это, — палец потер мой пульсирующий клитор, и я застонала, сжав пальцы на его плечах. — Скажи, что согласна, что мой способ жизни не преграда для тебя.
В его голосе проступила мольба — Кейд не меньше меня хотел, чтобы это случилось. Его сбивчивое, поверхностное дыхание опаляло мою шею. В том, что нам будет хорошо, я ни на миг не сомневалась. Слишком сильная между нами сексуальная энергетика, нас тянет друг к другу как намагниченных. Но что потом? Что потом? Разбитое сердце, поджатый хвост и зализывание ран, пока он будет развлекаться с другими девушками, конца и края которым никогда не будет.
— Не знаю, — облизнув пересохшие губы, пролепетала я. Голос едва слушался меня. Я правда словно оказалась на развилке дороги, от которой зависело моё будущее. Я не знала, как поступить — любой путь будет сопровождаться потерями для меня, вот только я не была уверена, где потеряю больше. — Мне надо подумать.
Мою голову заполнял туман, плотный, густой, от него мои мысли стали рассеянными. Как можно думать в таком состоянии? Как вообще можно думать, когда его длинные пальцы — те самые, под которыми рождается удивительная музыка, творили сейчас музыку на моём теле.
Кейд убрал руку и так неожиданно отступил от меня, что я с трудом удержалась на ногах. Растерянно посмотрела на него — его глаза, которые только мгновение назад горели, вновь обрели спокойную невозмутимость.
— Хорошо, — он едва заметно повел плечом; голос прозвучал бесстрастно. — У тебя есть время, а я никуда не тороплюсь.
И больше не глядя на меня, вышел из ванной.
Я привалилась к мраморной стойке — всё тело исходило мелкой дрожью. Не знаю, как мне удалось остаться на месте и не кинуться следом за ним, заверяя, что готова полностью принять его условия. Кажется, ничего более сложного я ещё в жизни не совершала.
Глава 12
Я не знала, как мне поступить. Должна ли я была позвонить мистеру Ричардсу и сообщить ему о «почти срыве» Кейда?
Мысль о том, чтобы стать стукачкой не особо радовала, но ведь такой у нас с Ричардсом был уговор. Он и платил мне за то, чтобы я была бдительна и в случае чего сразу докладывала ему. Не уверена, но это «в случае чего» наступило вчера.
«А вместо того, чтобы делать свою работу, ты только и думаешь о том, чтобы оседлать Фостера».
Да, мой разум говорил мне — нет, вопил, — что не стоит пересекать черту, над которой я уже занесла ногу. Но моё тело презрительно смотрело на разум и шикало:
«Заткнись! Заткнись, нахрен!»
Проводя бессонную ночь в Нью-Йоркском отеле, я решила, что:
а) мне надо перестать думать одним местом (это не только прерогатива мужчин);
б) на самом деле начать думать головой.
Утром я кое-как выползла из постели, содрогаясь в ожидании того, что принесёт этот день. С помятым лицом Фостера и речи о шоу не может идти. Моя прекрасная пятая точка чуяла грядущие проблемы. Куда серьёзней физического неудовлетворения.
Сходив в душ и приложив минимум усилий для улучшения своего внешнего вида — сил просто не было — я влезла в первые попавшиеся джинсы и футболку и вышла из комнаты. На часах было только десять часов, машина из студии прибудет в три — к этому моменту необходимо что-то решить.
В номере стояла тишина, за дверью спальни Кейда также не доносилось ни звука. Мне нужно было разбудить его, хотя входить в комнату, где спит голый Фостер… Это может стать сильным потрясением для моей неустойчивой нервной системы.