Сломанный Клинок
Шрифт:
— Сколько пафоса, давай ещё за величие рода речь толкни. — недовольно пробурчал я, потирая пострадавший затылок. Затрещина деда оказалась гораздо внушительнее чем тот же воспитательный приём в исполнении Аллы. — Так ты объяснишь или я уже сам догадаюсь?
— Я с удовольствием выслушаю твою версию. И если надо, то поправлю.
Подбив имеющуюся скудную информацию и призвав на помощь аналитические способности брата, я выдал торопливо выстроенную гипотезу, впрочем, особо не надеясь на её истинность.
— Это мой сон. И твоё замечание наводит меня на мысль, что я вполне могу им управлять. Например…
Деревья
— Ход мыслей верный, однако, весьма поспешный. Ты попытался сделать вывод на основе недостаточной информации. — дед укоризненно покачал головой, дёрнул себя за бородку и нахмурился. На его строгом лице отчётливо проступили каньоны морщин, тени легли глубже, заостряя черты и превращая человека в существо, лишь отдалённо напоминающего простого смертного. — Это твой внутренний мир. И любое изменение в нём будет лишь временным до тех пор, пока не изменится твоя душа. Сейчас здесь только горечь утраты и выжженная пустошь, заменить которые тебе попросту нечем. Но не отчаивайся, ты на верном пути, внук. Необходимо время.
Словно в подтверждение его слов цветение сакуры остановилось. Листья и лепестки пожухли, сморщились, увядая за несколько секунд, и осыпались со сгибающихся ветвей, на лету осыпаясь тонкими струйками тлена.
— Ты — это то что ты делаешь, то что оставляешь после себя. Я не смогу изменить твою душу, даже когда отпущенное богиней Амэ время истечёт и действие законов Вселенной растворит мой дух в твоём без остатка. Ты обретёшь только знания, которые необходимо ещё будет извлечь из переданной памяти.
— А брат? Он повлиял на меня гораздо сильнее. Не думаю что всё это, — сказал я, указывая рукой на пустошь вокруг нас, — плод лишь моей душевной боли и дисгармонии с миром. Мой мир рухнул, как и его, но… Боль от потери, что уж кривить душой, была не так сильна, как его. Я утратил то, чего не имел, дед, и моя пустота выглядела бы иначе.
— Ваше Слияние гораздо более глубокое. Близнецы зачастую связаны между собой гораздо сильнее чем остальные кровные родственники. Твоё обещание тоже сыграло свою роль. — замахал самурай руками, прерывая мою речь с уже вновь привычной недовольной миной вместо лица. — Это вообще уже неважно. Нет того Кеншина, как нет и того Леонарда. Есть Леон. Тот, кем ты ощущаешь себя сейчас. И от тебя зависит, кем ты станешь!
— Такими темпами я в ближайшее время стану трупом. Холодным, бесчувственным и изрядно потрёпанным. За этот месяц я оказывался на грани три раза.
— Это я виноват, Леон. Я виноват во всех бедах своих потомков и никто иной. — Дедушка Хандзо понурился и отвернулся от меня, безуспешно пытаясь отыскать солнце в сером от грязных косматых туч небе. — Проклятье. Почти пять сотен лет оно довлеет над нашей кровью, пытаясь уничтожить всех моих потомков. Оно густо замешано на крови и ненависти сгинувшего во Тьме врага. И я до сих пор не знаю как от него избавиться.
Признаться честно, дед меня ни капельки не удивил, потому что подсознательно я давно ожидал подобного откровения. Слишком уж своеобразно складывалась моя жизнь, слишком многое навалилось на одного человека, пытаясь стереть его из мира любым доступным способом. Значит, проклятье. А, спрашивается, кто посмел? Зная врага в лицо, смогу придумать как с ними бороться.
— Вряд ли хоть кто-то из нашего рода в обиде на тебя, дедушка. Кто был тот человек?
— Котаро. Фума Котаро. Назвать эту отрыжку бездны человеком и уж тем более считать его человеком — это страшная ошибка, которую допускало множество людей, причём с самыми трагичными для себя последствиями. Мать прижила его от демона и умерла при родах, а ребёнка воспитывали крестьяне, польстившись на лишнюю пару рук в будущем. Как он попал в клан Фума, мне неизвестно, но именно там ему удалось обрести свою силу. — ответил дед после некоторой паузы и вновь развернулся ко мне. Воспоминания о былом вновь преобразили его, дав уникальную возможность увидеть Хаттори Хандзо в его ипостаси самурая. Глаза старца горели огнём праведного гнева, сам он ожесточился, тяжело дыша и сжимая кулаки до побелевших костяшек. — Мы враждовали. Фума и Ига. Два клана "ночных теней". Две уникальные школы, два идейных противника. Фума убивали за деньги. А Ига служили своему господину, являясь воплощением его воли!
— Это оправдывает убийство? — не выдержал я и иронично заломил бровь.
— Глупый мальчишка! Что ты понимаешь в свои годы?! Мы служили клану Токугава как самураи, а значит не спрашивали себя о морали, признавая за господином право на истинность того или иного решения. Это наш Путь! Это та цена, которую самурай платит за служение! Не согласен? Сойди с Пути, заплатив за это смертью!…
Дед неистовствовал, словно своим вопросом я невольно вскрыл нарыв на его душе. Болезненная реакция предка о многом мне рассказала, ещё большее объяснила и расставила на свои места.
— Довольно криков! — жёстко пресёк я его словоизлияние, решив, что дал ему достаточно времени для полноценного нервного срыва. — Что такое Путь Воина я знаю не хуже тебя, дед. Знаю, уж поверь. Может я и не прошёл его, но достаточно хорошо к этому подготовлен. Избавь меня от подобных нотаций, Хаттори Хандзо!!!
Дед заткнулся. Подозрительно быстро, почти сразу после моего окрика, только налился краснотой, выдавая нешуточное кипение страстей, и всё же сдержался. А спустя минуту тяжёлого молчания и бодания взглядами, так и вовсе откровенно заулыбался.
— Моя порода, что ни говори! — довольно заключил он и, оскалившись демонической ухмылкой, прикрыл глаза. — Есть вопросы?
— Как сюда попасть? — спросил я после коротких раздумий, вычленив из сотни вопросов, порой самый важный.
— Разумно. — подтвердил дед ход моих мыслей, прежде чем ответить: — Медитация. Долгая, по-началу это будет занимать несколько часов. Сейчас ты оказался здесь из-за Рю. Это он тебя притащил. Повторить этот фокус он сможет нескоро, после того сумасшествия, что вы устроили в бою с китайцем, вам обоим обеспечено истощение. Да, к бахиру в ближайшую неделю вообще лучше не обращайся, рискуешь выжечь каналы.