Слон императора
Шрифт:
– Желаю хорошо выспаться, Зигвульф, даже на такой жесткой подушке!
Я застыл, не успев поставить ногу на ступеньку. Моей подушкой было не что иное, как седельная сумка, набитая королевским серебром.
Назавтра, хорошо за полдень, мы вышли из устья Рейна. Впрочем, я не смог бы сказать, когда именно мы покинули реку и оказались в море. Вода была такая же мутная, зеленовато-бурая, да и на низком плоском Фрисландском берегу не было видно никаких примет, которые говорили бы о том, что мы расстались с сушей. Как только небольшое волнение начало плавно поднимать и опускать корабль, бедняга Вало побледнел и принялся негромко стонать.
Небо тонкой вуалью покрывали легкие облачка. Ощущение, которое я испытывал, глядя на пустынное море и на кроющийся в дымке еле различимый горизонт, играло с моим сознанием какие-то странные штуки. Мне казалось, будто я плыву неведомо куда в огромном, бескрайнем просторе, где нет ничего, кроме неторопливых волн, равномерного покачивания корабля подо мной и беспредельного, без дорог и следов, пространства, по которому я то ли двигаюсь, то ли нет. Я чувствовал себя отделенным и отрешенным от всего на свете, свободным от рутины моего повседневного бытия и всего того, что лежало впереди на пути моего нового предприятия. Следующей зимой мне должно было исполниться двадцать девять лет. Я уже давно не был тем наивным, неопытным юношей, который прибыл пешком ко двору Карла. Я стал зрелым мужем, и все пережитое за эти годы позволило мне набраться житейской мудрости, так что было бы вполне естественно уже пустить корни и осесть на одном месте. Однако я, несмотря на благосклонность и щедрость Карла, продолжал ощущать себя чужаком среди франков. Я оставался неустроенным и беспокойным, и где-то в глубине моего бытия постоянно маячили странные видения во сне и наяву. Они посещали меня без предупреждения, и, хотя я уже усвоил, что видеть в них пророчества следует далеко не всегда, они все равно сильно меня тревожили.
Я оглянулся назад, туда, где у кормила твердо стоял на палубе Редвальд. Он то и дело поглядывал то на парус, то куда-то вдаль, поверх волн, и его взгляд всегда был пристальным и расчетливым. Этот человек знал свой корабль до последнего каната – знал, как он ведет себя на морских путях, как отвечает на малейшую перемену ветра, как лучше укладывать груз в его чреве… Это знание, вкупе с огромным опытом мореходства, позволяло ему твердо держать когг на курсе. Его примеру, думал я, нужно следовать и мне. Теперь я знал себя несравненно лучше, чем прежде, и пришло время для большей уверенности в себе. Нужно проявлять больше целеустремленности и жить более открыто.
Я поднял руки и развязал ремешок, к которому был приделан кружок, закрывавший мой глаз. А потом, коротко взмахнув рукой, отправил повязку за борт.
Я простоял на носу, погруженный в раздумья, до тех пор, пока ощутимая вечерняя сырая прохлада не заставила меня поискать более тихое место поближе к корме. Подойдя к Редвальду, я увидел, что он прикрыл лысеющую голову бесформенной войлочной шапкой, почти такой же грязной, как его вечная длинная рубаха. Корабельщик сразу же заметил отсутствие повязки на моем лице.
– Моим морякам придется придумать для тебя новое прозвище, – сказал он с несколько удивленной улыбкой.
– Почему это? – заинтересовался я. Можно было ожидать, что капитан будет недоволен, увидев, что у меня глаза разного цвета, ведь моряки обычно бывают очень суеверными.
– Они прозвали тебя Одином, – объяснил мой собеседник.
Мой отец был приверженцем старой веры, так что я сразу понял, о чем он говорил. Бог Один пожертвовал одним глазом, чтобы испить из колодца мудрости, и с тех пор всегда прикрывал пустую глазницу повязкой.
– А как они называют Озрика и Вало? – спросил я с любопытством.
– Вейландом и троллем, – ответил корабельщик.
Это была уже довольно жестокая насмешка – Вейланд, один из старых богов, был калекой-кузнецом.
– Не знал, что фризы доселе держатся этой полузабытой веры, – кислым тоном заметил я. Меня-то не привлекало ни язычество моего отца, ни ярое следование христианству таких людей, как Алкуин. С меня более чем хватало необходимости извлекать смысл из моих странных снов и видений.
– Это всего лишь моряцкие шуточки. А вот в Каупанге тебе стоит быть поосторожнее и не насмехаться над старыми богами, – посоветовал моряк.
Я почувствовал, что это не простое предупреждение, и уточнил:
– Ты, похоже, тревожишься о том, что будет, когда мы попадем туда?
Прежде чем ответить, Редвальд приподнял шапку и почесал лысину:
– Каупанг находится на самой границе цивилизованного мира. Законов там нет, да никто в них и не нуждается. И люди там сильно не любят постороннего вмешательства, особенно когда дело касается веры.
– Так они, значит, подозревают во всех посланцах от Карла либо шпионов, либо миссионеров?
– Ну, скажем так, Карл там не пользуется особой любовью.
– В таком случае как же тебе удается покупать для короля соколов?
– Я действую через посредника. И на то, чтобы добиться его доверия, ушел не один год.
Я заметил очередную ловушку, которую расставил мне Редвальд. Он очень опасался, что останется без обычной доли, которую всегда получал, покупая кречетов для главного королевского сокольничего. Я решил, что проще всего будет поддержать его в этом деле.
– Значит, без твоей помощи мне не обойтись. Тебе придется самому купить тех птиц, которых я выберу. Ты договаривайся, торгуйся, а я дам деньги, – предложил я ему.
Редвальд одобрительно хмыкнул и, запрокинув голову, уставился в небо. Там, на большой высоте, начали образовываться вытянутые перистые облака – ушедшее к тому времени за горизонт солнце своими последними лучами красило их исподья в розовый цвет.
– Завтра после полудня должен ветерок разгуляться, – заметил моряк.
– Значит, придется искать какое-нибудь укрытие? – насторожился я.
Корабельщик покачал головой:
– Вдали от подветренного берега будет безопаснее. Кроме того, ветер будет попутным и отлично унесет нас от пиратов, которые как раз сидят на берегу и высматривают добычу.
Я посмотрел назад, в ту сторону, откуда мы двигались. Там не было ничего, кроме темной водной глади, на которой тут и там мелькали пенные барашки. Неожиданно когг показался мне крошечным, оторванным от всего на свете и совершенно беспомощным.
– Редвальд, – спросил я, – каким богам ты молишься, если налетает буря?