Словами огня и леса Том 1 и Том 2
Шрифт:
Шорох легких босых ног по коридору — Чинья откинула полог немного, осторожно заглянула. Напротив стояла тоненькая, высокая, светловолосая, дула на пушинку, любуясь ей в воздухе, и снова ловила на подставленную ладонь. Будто не играла, а совершала ритуальное действо… может, и вправду. Слишком серьезным было ее лицо.
— Ты кто? — настороженно спросила девушка. Она поймала пушинку в последний раз, аккуратно спрятала в кулаке, не сжимая его — не хотела сделать той больно?
— Я Чинья, служанка Киаль. Я принесла подарок. Как мне тебя называть, ала?
— Я Этле.
Разница
Не то чтобы эта бледная немочь из Тейит интересовала Чинью, но так, по крайней мере, она сама была хозяйкой положения, и работать ей не приходилось. Къятта снова уехал по делам Рода, а Кайе — Чинья знала это от служанок — попытался было вновь забрать живую игрушку к себе, но Киаль заступилась: мол, девушка еще неважно себя чувствует, да и напугал ты ее преизрядно. Его самого Чинья за все эти дни видела только раз, в воротах дома. Ведя в поводу грис, посмотрел пристально и нехорошо; она приготовилась чирикать и улыбаться, но он быстро прошел мимо. Будто камень сняли с души.
Порой думала: если бы не было старшего, то, чтоб не терять обеспеченной жизни, сама бы вернулась к младшему, он все-таки обычно Чинью не обижал, и в общем не злой, и не так уж невыносим его незримый огонь… потом начинала ныть недавно разбитая скула, и Чинья молиться готова была на Киаль.
Северянка в любом случае казалась неплохим способом разнообразить свою жизнь. Очаровать ее, ершистую, нелюдимую, оказалось не так уж сложно. Видали таких! Признай их значимость, посочувствуй на все лады и отвлеки на что-нибудь любопытное — все, она будет тебе рада. А если еще подбавить дрожания в голосе и намекнуть на некие тайны, которые не можешь рассказать никому…
Они устраивались всегда одинаково: Чинья на широкой скамье, инкрустированной светлым и темным деревом, Этле в кресле, поверх мягкой шкуры пятнистого ихи. Северянка любила мех, но там, в горном ступенчатом городе, разве что крысы водились.
Большую часть времени девушки просто болтали, порой Чинья помогала Этле причесаться или прислуживала за едой, которою приносили здешние слуги. Сама тоже перехватывала кусочки, поначалу спрашивала дозволения попробовать, потом осмелела.
— У вас не держат диких зверей в домах? — спрашивала Этле.
— Держат порой, но редко. Зачем, если вокруг леса; куда ни пойди, направо или налево, наткнешься на какого-нибудь зверя! — смеялась Чинья.
— И вам не страшно так жить?
— Нам? Нас хорошо охраняют!
— Но земледельцам, приисковым рабочим…
— Их тоже не бросают одних. Наши воины-синта везде. Хотя не всегда успевают. Вот несколько весен назад завелся на востоке энихи-людоед, — Чинья положила в рот горсть орешков. — Успел напасть на двоих, прежде чем его убили. Теперь его шкура висит в Доме Земли… увы, не нашего Рода-покровителя.
— Ты жалеешь, что это не ваших людей он съел?
— Ох, ну что ты…
Если поначалу северянка казалась ей замкнутой, недоступной, теперь она видела ее иначе — растерянной, напуганной, злой на весь мир девчонкой. И очень одинокой впридачу. Но жаль ее не было: это такие, как Чинья могут рассчитывать лишь на красоту и удачу, и то недолго, а такие, как Этле, рождаются на пеленках из паутинного полотна и им складочки расправляют перед сном на постели. А что она не дома сейчас… не всё же мёд, верно?
— Что там такого в этой долине, из-за которой прислали вас? — делала Чинья наивные глаза. Северянка отвечала неохотно:
— Месторождение Солнечного камня… целый “колодец”, и не один. Это знаешь, что такое? Вроде каменного столба, врытого в землю, на поверхность одна макушка выходит.
С Чиньей, похоже, она чувствовала себя неплохо, лучше и свободней, чем с Киаль. Верно, считала прислужницу неопасной.
— Может быть, ты, пожив в том доме, сумеешь меня понять, — сказала однажды. — Я боюсь. Мне каждый миг чудится за спиной шепот — а может, и правда вас послали сюда, замыслив нечто иное? Каждый куст, каждая тень шепчут об этом.
— Разве тебе есть о чем беспокоиться? Тебя никто не обидел.
— Я видела лед высоко в горах — тонкий, он покрывает холодные лужицы, или блестит на стенах пещер. Гостеприимство южан не прочнее подобного льда, — ответила Этле.
Понемногу Чинья понимала, что ей следует делать. Северянка хочет ненавидеть Юг и пугаться? Отлично, будет исполнено! А Чинья меж тем станет ее единственной подругой. Ей-то, скромной прислужнице, эта девица легко поверит. Жаль, отметины от удара сошли с лица, а новые нарисовать Чинья не сумеет.
Еще и Къятта — про страх перед ним заложница рассказала — вернулся, и после отсутствия Чинья впервые увидела его именно здесь, когда говорил с Нъенной. Как раз вышли с Этле прогуляться по укромным садовым дорожкам, и северянка его увидела тоже: дернулась, будто ее с десяток ос укусили, позеленела и отступила чуть не в живую изгородь, разделявшую участки сада.
Сейчас Чинья даже слегка пожалела северянку — та не представляла себе, что такое быть красивой, желанной, быть женщиной. Зачем ей все эти украшения, если она шарахается от одного слова “мужчина”? Она всерьез уверена, что Къятта как-то там по особому на нее поглядел? Да, поглядел, наверное — “свалилось чучело на нашу голову”.
Чинья вспоминала умелые руки, поцелуи, от которых она ощущала себя тающей свечой и проснувшимся вулканом одновременно, богатые, и вместе с тем простые покои, где его страсть к ней могла вспыхнуть в любом месте, короткие меткие замечания, от которых она смеялась, позабыв, что сама должна развлекать.
Эта Этле просто дуреха. И все же… что-то больно заметно и подозрительно меняется лицо северянки, когда речь заходит о старшем внуке Ахатты, что-то часто она сама о нем заговаривает. Еще не хватало… Вдруг ему захочется разнообразия после сладко-медовой Улиши? Ну нет, брать такую, как Этле, в постель все равно что мокрого детеныша грис. И все же, и все же…