Слово для «леса» и «мира» одно

Урсула Ле Гуин… Любителям фантастики это имя говорит о многом. За ним — огромные тиражи книг, переиздания и переводы на десятки языков, град престижнейших литературных премий и, конечно, широчайшее читательское признание. И это один из тех редких случаев, когда мнения читателей и критиков (причем самых взыскательных) не расходятся. Ведь ни для кого не секрет, что очень часто расхваленный критикой «шедевр» читатели находят невыносимо

скучным, а у критиков, в свою очередь, слово «бестселлер» стало почти бранным, обозначая литературу, которую «жулики пишут для идиотов». И, к сожалению, те и другие при этом большей частью правы: слишком часто вдумчивые и нешаблонно мыслящие писатели забывают о том, что их мысли, чтобы найти отклик в сердцах и умах читателей, должны этих читателей заинтересовать — попросту быть прочитанными… А те, кто умеет этих читателей увлечь, приковать его внимание, зачастую больше ни о чем другом и не помышляют, множа «словопомол» — книги-однодневки.

Но все же иногда случается чудо: книга своей внутренней энергией рушит барьеры предубежденности и прорывается ко всем, всем оказывается нужной и интересной — физикам и лирикам, черным и белым, мужчинам и женщинам, взрослым и детям…

Джон Рональд Руэл Толкиен, Умберто Эко, Урсула Кребер Ле Гуин. Их книги обращены ко всем, интересны всем, и читают их все и повсюду.

Творчеству Урсулы Ле Гуин посвящено множество книг и статей (в том числе, и на русском языке — Е. Брандиса, В. Гакова, Е. Жаринова). Критики и литературоведы, соревнуясь в эрудиции, исследуют придуманные ею миры, разбирают и оценивают, сбиваясь при этом то и дело на патетический тон (да и как тут удержаться?). Вот и множатся портреты Большого Писателя — и, как все подобные портреты, оказываются чересчур парадными и статичными. «Внутренний редактор» вымарывает детали, которые образу Большого Писателя «не соответствуют», оставляя после себя маску-роль — сказочницы, пророчицы, феминистки, анархистки, социального критика — словом, кого угодно, но только не Урсулы Ле Гуин.

На этих портретах не находится места для трубки, которую писательница курит (о, ужас!). Исчезают ненавязчивое чувство юмора и заразительная самоирония, которыми буквально пропитаны ее статьи, эссе, интервью и предисловия к собственным изданиям. Читая эту «пара-литературу», которая придает беллетристике Ле Гуин дополнительное измерение (как контекст тексту), слышишь одновременно и замечательного писателя, творящего из слов удивительные миры и не менее удивительных существ, эти миры населяющих, и остроумного вдумчивого критика, который над этим писателем посмеивается, не давая ему оторваться от грешной земли.

Вот Ле Гуин рассказывает, что идею для прекрасного рассказа ей подарил дорожный указатель, прочитанный задом наперед.

Или вдруг поясняет, что Шинг (космический Враг из «Города иллюзий») возник в результате четкого и недвусмысленного указания восьмилетней дочери:

— Мама, я придумала людей по имени Шинг: ты должна написать про них рассказ.

— А какие они, дочка?

— Они плохие.

И тут же писательница добавляет, что не расспросила тогда девочку поподробнее, и, скорее всего, именно поэтому книга ей не совсем удалась: восьмилетние дети знают, что это такое — плохое, а те, кто постарше, уже нет.

Критики так и сяк анализируют ее «Мир Роканнона» — тут тебе и «Одиссея», и миф о жертвоприношении, и романтизм, и влияние скандинавских саг, — а она дает свою оценку: «Я слишком увлеклась скандинавской мифологией. „Старшая Эдда“ от этого, конечно, не пострадала, но вместо космического исследователя получился Один в скафандре — это, все-таки, чересчур!»

И сразу изображение на парадных портретах оживает и лукаво подмигивает.

Писательница не раз подчеркивала, что вовсе не пытается таким образом защититься от критики. Просто перед нами замечательный образец рефлексии творца над собственным творчеством, тот двоящийся взгляд, который отличает истинного философа. А Урсула Ле Гуин — самый настоящий оригинальный философ; она сумела перебросить мост между философией и искусством, которые «на соседних вершинах живут, разделенные бездной». Но обычно у большинства читателей философия ассоциируется с доходящей до угрюмости серьезностью и скукой, а здесь и самые строгие метафизические построения не теряют духа игры, из которого родились

и философия и фантастика. Не все книги Урсулы Ле Гуин одинаково совершенны, не все одинаково глубоки, но скучными и неинтересными их не назовет никто.

Уже стало «хорошим тоном» излагать в после- и предисловиях биографию писательницы, подчеркивая элитарность (в хорошем смысле слова) семьи, влияние отца, влияние матери, влияние мужа, влияние древнекитайской философии… Но ни эти, сами по себе очень важные факторы, ни великолепное гуманитарное образование не могут полностью объяснить Событие — явление писателя. Ведь из четырех детей Альфреда Луиса Кребера к литературе обратилась только дочь, Урсула. А если попытаться найти подобные «слагаемые успеха» у других выдающихся «создателей миров», то нас ждет фиаско. Биографические детали интересны, но не более: они представляют собой только исходный материал для тех или иных образов или ситуаций, только фон. Истинная биография писателя — его книги. Поэтому не будем создавать иллюзию научности (а по сути — псевдонаучность) там, где она попросту не нужна. Давайте говорить о книгах.

Но сначала одно отступление. Говоря об истоках творчества Урсулы Ле Гуин, нельзя не упомянуть о таком совершенно необычном явлении, как американский «фэндом». Писатели, читатели, издатели, критики — все знают друг друга в лицо, общаются, встречаются, переписываются. Замаскированные цитаты, причудливые посвящения, имена героев, названных в честь своих друзей-писателей… В этом мире, где Силверберг — просто Боб, а Дилэйни — Чип, идеи, мелькнувшие на страницах одного автора, подхватываются и развиваются другими. И Урсула Ле Гуин отнюдь не сторонится этой жизни. Она, например, регулярно ведет занятия с молодыми писателями-фантастами в «Кларионе» (ежегодном творческом семинаре), подчеркивая, что такое общение писателю-фантасту просто необходимо…

Произведения данного сборника входят в так называемый Хейнский цикл — серию романов и повестей, сюжеты которых строятся вокруг Лиги Всех Миров с центром на планете Хейн — своеобразной галактической ООН [1] . Но, внимательно приглядевшись, замечаешь, что собственно истории здесь практически нет, что Лига Всех Миров выполняет роль игрового поля, шахматной доски. Правила игры довольно интересны и необычны: среди них есть Закон о культурном эмбарго («Планета изгнания»), своеобразный принцип Контакта: «Один человек — это весть, два — уже вторжение» («Левая рука тьмы»), но о деятельности Лиги и ее институтах почти ничего не говорится — да и не нужно это автору; основной интерес представляют «игры», которые на этом поле и по этим правилам разыгрываются.

Вот лишь несколько примеров таких «игр»:

…Мятеж против Лиги, борьба одинокого героя против мятежников на безымянной планете, населенной странными существами («Мир Роканнона»).

…Судьба земной колонии, потерявшей связь с Лигой и оказавшейся на грани вымирания и уничтожения враждебными племенами («Планета изгнания»).

…Похожие на плюшевых медвежат миролюбивые обитатели планеты Атши, в языке которых одно слово обозначает и «лес» и «мир», а слова «война» нет, воюют не на жизнь, а на смерть с имеющими абсолютное превосходство в технике земными колонистами. («Слово для „леса“ и „мира“ одно»).

…Посланец Лиги на планете Гетен (Зима) пытается постичь внутренний мир ее странных обитателей — однополых андрогинов («Левая рука тьмы»).

Но это только схемы, дающие лишь отдаленное представление о фантастических мирах и событиях, возникающих под пером писательницы. Занимательные сюжеты нужны ей для художественного исследования интереснейших философских проблем, «вечных вопросов».

Кант считал, что вся философия сводится к трем вопросам: 1) что я могу знать? 2) что я должен делать? 3) на что я могу надеяться? — которые, по сути, являются одним, главным вопросом: «Что такое человек?». Урсула Ле Гуин пытается ответить на этот вопрос.