Слово Говорящего [Авторский сборник]
Шрифт:
Вокруг Кагэро тотчас же возникли зеркала. Он оказался заключенным в камере с зеркальными стенами, потолком, полом. И куда бы он ни глянул, повсюду видел себя, покрытого жуткого вида волдырями, да какое там — большими пузырями, полными прозрачной жидкостью. Его едва не стошнило — пузыри омерзительно колыхались при каждом движении.
А потом они начали лопаться. И стало еще хуже. Невесть откуда взялся сухой, резкий ветер. Он кружил по зеркальной камере, сушил раны, которые покрыли Кагэро с ног до головы. И он продолжал ВИДЕТЬ СЕБЯ, закрыть глаза у него не хватало духу.
В конце концов,
Когда он очнулся, облака все так же плыли мимо. Правда, никакого шара, никаких зеркал уже не было. И одежда была на нем, от ран и зуда не осталось и следа. Кагэро встал, побрел дальше. Он пару раз сворачивал, но делал это, скорее, для удовлетворения собственного эго, которое продолжало считать, что оно управляет событиями. Кагэро все так же шел сквозь облака.
Башня возникла внезапно, выплыла из нахлынувшего тумана. Высокая, прямая как перст, белее облаков. Кагэро потянуло к ней, будто веревкой. Он почти побежал. Рванулся, не замечая ни камней под ногами, ни мелькающих по бокам столбов… с играющей резьбой. Кагэро рванул дверь на себя, вбежал внутрь.
Лестница.
Наверх.
От этажа к этажу — на самый верх.
Все пронизано светом.
Пыль кружится, пылинки танцуют в желтых лучах.
Этаж за этажом.
На самый верх.
Сквозь сети из лучей света.
Кагэро наконец добрался до верхнего этажа, где лестница заканчивалась. Но совершенно выбился из сил. Упал на пол, закрыл глаза… тьма танцевала…
Спустя несколько минут он отдышался. И смог поднять голову. Правда, видел только цветные пятна, но пятна эти и такие же круги понемногу складывались в осмысленную картину.
Он увидел большой белый цилиндр, стоящий на полу. Потом до него дошло, что цилиндр стоит в самом центре комнаты, что окна сделаны так, чтобы свет из них шел, скрещиваясь в этом центре. Кагэро даже видел четыре толстых луча, образующих равный крест.
А потом он увидел его.
Над цилиндром прямо в воздухе висел младенец. Он вращал глазами, шевелил ручками и ножками. Кагэро подошел поближе. Младенец взглянул на него вполне осмысленным взглядом. И в этих глазах Кагэро увидел сначала удивление, а потом скрытую за сильнейшим страхом и чем-то еще ненависть. Это «что-то еще» было похоже на стену из полупрозрачного камня. Оно не дает ненависти пробиться наружу, и та вынуждена довольствоваться объедками души.
Это Итиро!
Понимание пришло извне. Голова Кагэро чуть не раскололась, и на миг свет померк перед глазами. А потом он увидел… Того же младенца, но уже с лицом Итиро.
Да, это был он. Да, это все — его душа, а этот младенец со страшными глазами — сердце этой души, сама личность, тот самый фундамент, на котором строится человек. Кагэро, оцепенев, стоял и смотрел на ребенка с лицом взрослого человека.
Тот шевелил излишне полными серыми губами, глаза уже не вращались, взгляд остановился на переносице Кагэро. И Кагэро не нужно было слышать слова, чтобы понять: Итиро просит отпустить его. Он мучится, душа его уже стала похожей на гнилушку, изгрызенную червями…
«Что
«Так надо, Итиро, так надо, доверься мне и измени себя. Ведь я же позволил изменить себя!»
«Я не хочу, нет… Я ничего не хочу, только вернуться к родителям… Вы не понимаете, вы выжигаете во мне все — и любовь, и память. Я так давно не видел родителей…»
«Итиро, пойми, это необходимо. Люди глупы, они нужны нам, чтобы…»
«Чтобы заботиться о ваших целях? Вам… Да, вы не люди, давно уже не люди. А я остался человеком с исковерканной душой. И кто в этом виноват? Кто, ответьте?»
«Итиро, ты не виноват в том, что родился. Ягненок не виноват в том, что он ягненок, но его судьба заранее предопределена. Его убивают».
«Но ведь я человек! Почему вы не дали мне прожить свою жизнь? Даже травинка… ее жизнь сгорает так быстро, что нам, людям, становится страшно. Но она проживает свою жизнь, а у меня уже нет жизни. И нет ничего. Я ненавижу вас, но не могу сломать запрет, который не позволяет мне ненавидеть. Вы знаете, как это страшно?»
«Я знаю…»
«Ничего вы не знаете. Вы не знаете, что такое, когда вас едят изнутри. Меня уже давно ест моя ненависть, которую вы загнали в угол. Загнали в клетку. Лучше убейте меня…»
«Нет!»
«Убейте, прошу вас! Пожалуйста! Умоляю, убейте меня!»
«Нет! Нет! Нет!»
Перед глазами Кагэро мелькало лицо Итиро, бледное, с серыми шевелящимися губами, с жутким выражением в глазах. Кагэро рванул сквозь стены, сквозь призрачные стены этого мирка с его медленно плывущими облаками и странными шарами.
Синий шар, зеленый шар — это и была ненависть Итиро, только так она смогла найти хоть какой-то выход, хоть на мгновение выплеснуться на того, ради кого родилась.
Кагэро рвал ткань этого мира и бежал прочь, слышал, как вопит все, чего коснулась его рука. Он чувствовал эту боль. И казалось, что никогда не закончится водоворот из облаков, разноцветных шаров, каждый из которых причиняет боль…
Мир рухнул в пропасть. Кагэро поглотила чернота. На миг в его сознании загорелась уверенность в том, что он просто уничтожил душу Итиро, но одного взгляда вверх было достаточно, чтобы убедиться в обратном. Там, над пропастью, парил огромный младенец с лицом взрослого человека. Он раскинул руки, а серые губы все так же отвратительно шевелились, а взгляд давил, давил, чтобы Кагэро скорее упал на дно.
И дно встретило его острыми камнями. Но боли уже не было. Мир души растворялся, Кагэро прожег в нем путь наружу.
Когда он очнулся, было уже утро. Итиро сидел, привалившись спиной к стене. Первым, что увидел Кагэро, были его серые губы. А потом он понял, что лицо также серо.
Итиро был мертв.
— Он умер.
Мудзюру покачал головой. Но ни жалости, ни следов огорчения на его лице не было. Как и обычно. Кагэро даже представить себе не мог, как должен жить человек без эмоций. Почти без эмоций. Впрочем, может, оно и лучше. В конце концов, все мудрецы твердят о том, что эмоции — помеха для рассудка.