Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений
Шрифт:
Е.М.Н. рассказывала Тагер об «одном писателе», Иосифе Мандельштаме, содержавшемся в чердынской больнице, где она работала. Он страдал, по ее выражению, «абсолютным психозом»: каждый день заново свято верил, что сегодня в шесть часов его расстреляют. И каждый день к шести часам начинал психовать – забивался в угол, трясся, кричал… Лечить его было нечем, но очень помогал описанный и Надеждой Яковлевной трюк: незаметно перевести часы на два часа вперед… Восемь часов – совсем другое дело, никто за ним не приходил! – и поэт успокаивался… [275]
275
Тагер Е. О Мандельштаме / Публ. И комм. Г.П. Струве. Новый журнал. Нью-Йорк. 1965. Кн. 81. С.172-199.
Недавно установлены имена двух реальных кастелянш, работавших в больнице в это время: это Татьяна Алексеевна Коломойцева, административно-ссыльная дворянка из Новороссийска (принята
7
С правой рукой на перевязи, заросший уже не щетиной, а густой трехнедельной бородой – Мандельштам выглядел по меньшей мере импозантно. Травматический психоз его не отпускал, и он все ждал определенного часа (шести вечера), в который его непременно должны были расстрелять. Но хуже всего было ночью: бессоница! И не та, творческая, когда все в тебе настроено на стихи, и ночь дарит тебе вожделенную «запрещенную тишь», а совершенно другая – болезненная и изнурительная, начавшаяся в дороге и перекидывавшаяся по мосткам тревоги за него к жене. Утомляли и белые ночи, но к ним быстро привык, – Чердынь и Петербург расположены почти на одной широте.
276
Кунтур, 2009. С. 43 и 55-57.
Рука у Осипа Эмильевича быстро заживала, хотя отныне и до конца жизни он был практически сухорук. Уже через несколько дней после «прыжка» он и Надежда Яковлевна начали выходить в город – прежде всего в тщетных поисках жилья. Заходили они, надо думать, и в музей, и в библиотеку, читали или покупали районную прессу.
Невозможно себе представить, чтобы они не заглянули в местный музей [277] . Сохранилась книга отзывов музея за 1934 год: мандельштамовской записи там, правда, нет, зато есть чья-то сердитая запись-выговор за то, что нетути в ентом музее ни львы, ни тигры! Зато в одной из витрин красовалась настоящая серебряная персидская посуда, найденная не где-нибудь, а в окрестностях Чердыни при археологических раскопках.
277
Его директор, Илья Музейный (Илья Алексеевич Лунегов, 1900–1994 гг., возглавлял музей в 1929–1966 гг.) был активным и удачливым исследователем и администратором, сделавшим необычайно много для наращивания и совершенствования экспозиции.
И тогда на память приходит первое из двух мандельштамовских писем жене от 4 мая 1937 года, где читаем: Сейчас был в книжном магазине – большом. Там изумительные «Металлы Сассанидов» Эрмитажа – 50 р. (4, 290) [278] . Так что же это, как не еще один «чердынский след» в судьбе поэта?
Заходили они, надо полагать, и в библиотеку, находившуюся там же, где и сегодня – в доме 57 по Коммунистической (ныне Успенской) улице, где читали или покупали районную прессу [279] .
278
К этому месту Н.М. дала такой комментарий: «Юдина купила и послала в подарок» («Любил, но изредка чуть-чуть изменял». Заметки Н.Я. Мандельштам на полях американского собрания сочинений О. Мандельштама / Публ. Т. Левиной и А. Никитаева // Philologica. 1997. № 4. С. 181). Книга не сохранилась.
279
Библиотекарь Селиванов удостоился у Кураева определения «прелестный человек»: «В его холодной библиотеке я читаю газеты, беру их и на дом» (Кураев, 1998. С.53)
Газет в Чердыни было в то время две [280] . Одна – «Северная коммуна» (орган райкома партии, райисполкома и райпрофсовета) выходила трижды или четырежды в неделю под редакцией некоего Яборова [281] . Номер мог состоять и из россыпи мелких, даже мельчайших заметок, а мог и целиком из перепечатки какого-нибудь Постановления ЦИК и СНК СССР, например, о сельзозналоге на 1934 год. Много о лесосплаве и о потребной для этого непьющей рабсиле, о сенокосе и о подписке на первый тираж первого выпуска займа «Второй пятилетки», розыгрыш которого вот-вот должен был состояться в областном Свердловске. Сказано и о ликвидации в Чердыни разведки Востокнефти [282] .
280
Опираемся только на номера, сохранившиеся в газетохранилище Российской государственной библиотеки в Москве. Ни в Чердыни, ни в Перми их не оказалось. По всей вероятности, недостающие номера сохранились в Свердловске, бывшем в то время для Чердыни областным центром.
281
Опираемся
282
Северная коммуна. Чердынь. 1934. № 77 (454). 16 июня.
18 июня, когда поэт уже плыл в сторону Казани, вышел номер, который, застрянь Мандельштам в Чердыни, его явно бы заинтересовал. В нем объявление об открывшейся в «Северной Коммуне» вакансии корректора. Одна из заметок по соседству с объявлением о вакансии называлась «Колхозники принимайте вызов» – это о задолженностях по займу «Вторая пятилетка». Запятой в заголовке нет – так что корректор газете был точно нужен.
Едва ли Мандельштаму в «уездной» Чердыни светило что-то большее: это тебе не «губернский» Воронеж, мобилизованный помогать по звонкам и письмам из ЦК.
Выходила в Чердыни и еще одна газетка – «Известия», орган Чердынского райисполкома, рассчитанный специально на осевших в городе и районе спецпереселенцев! Выходил она трижды в месяц, каждые десять дней, и единственный номер, который Мандельштам мог держать в руках, вышел 11 июня [283] .
Здесь, как и в «Северной коммуне», максимум внимания – лесосплаву и сельхозработам (в частности, взмету паров и прополке). Есть ударники и передовики, например, семья спецпереселенца Ф.Головко, в которой работают и не ленятся все – и стар, и млад. Но есть и лодыри, бездельники: они клеймятся и поносятся, приводятся их имена. Это из-за них в прорыве и сплав на Котомышском участке, и сев на Вишере, и случная кампания в Елтвинской сельхозартели, где не случали еще никого, поскольку «не было приказа чтоб можно было случать». Такой ответ не удовлетворил корреспондента, и он потребовал в эпилоге – «за матками и производителями поставить уход, чтоб создать им охоту к покрытию… Только путем этого можно будет обеспечить выполнение поставленных задач по животноводству». Статья подписана «М.», но вряд ли это Мандельштам.
283
Известия. Чердынь. 1934. № 15. 11 июня.
Попадаются и чистые анонимки: «На поселке Н-Родина обеды из столовой по распоряжению Губиной выдаются близким и знакомым совершенно нигде не работающим. Рабочий». Или: «Медфельдшер поселка У-Пулт Лущин И.А. из привезенных медикаментов два литра спирта выпил сам. Жаркий». Представляете?
Однако главная тема номера – это постановление президиума Чердынского райисполкома от 8 июня 1934 года о восстановлении в избирательных правах 16 бывших спецпоселенцев из различных сельхозартелей, «достигших в спецссылке избирательного возраста и показавших на общественной работе добросовестное отношение к труду, а также лояльность к советской власти». Постановление, за подписями заместителя председателя РИКа Пестерева и секретаря Сурсякова, было принято на основе соответствующего постановления ЦИКа от 17 марта и было издано по ходатайству райотдела ОГПУ. Публикуются текст постановления и передовица: «В шеренгу полноправных граждан СССР».
Спецпереселенцы – это раскулаченные, сосланные сюда в 1930 или 1931 годах. Но еще в 20-е годы потек сюда ручеек административно-высланных, главным образом бывших революционеров – эсеров, меньшевиков, а позднее и большевиков (например, взятый по рютинскому делу Василий Каюров – антисемит и укрыватель Ленина [284] ).
И с этой ссыльной средой поэт и его жена начали потихонечку знакомиться.
8
Сразу же после злосчастного прыжка и счастливого приземления на клумбу в Москву – в ОГПУ, в «Известия», в Общество помощи политическим заключенным – посыпались телеграммы.
284
Товарища Сталина, подчеркивая его близость к Каменеву, он называл «кавказским евреем» (сообщено О. Лейбовичем), тогда как Осип Эмильевич – всего лишь «осетином».
И, поскольку сталинское чудо продолжало действовать, то само же ОГПУ и выхватило О.М. назад.
Но комендант был недоверчив («кто знает, может это ваши родственники телеграмму бабахнули»), да и не было такое в порядке вещей. Ожидание подтверждения растянулось еще на несколько дней.
14 июня О.М. получил свою первую и последнюю отметку в комендатуре, а 15 или 16 июня его вызвали к Попкову для выбора нового города высылки. Комендант потребовал, чтобы выбрали немедленно, в его присутствии. Зато выбирать можно было всё что угодно, кроме двенадцати важнейших городов, – Москвы и области, Ленинграда и области, Харькова, Киева, Одессы, Ростова на Дону, Пятигорска, Минска, Тифлиса, Баку, Хабаровска и Свердловска [285] .
285
ЦА ФСБ. Следственное дело Р-33487 (Мандельштам О.Э.). Л. 32.