Слово наемника
Шрифт:
— Ты, наемник, слишком прямо живешь, — усмехнулся старик. — Потому врагов у тебя много. Сам-то подумай — убил бы ты Лешека, а что дальше?
— Он меня? — подскочил горец. — Да я его щас!
— Это я так, к примеру, говорю, — утихомирил дебошира дед и продолжил: — Ты силу свою хочешь показать или друзей из рудника выручать, а?
— Конечно, друзей выручать, — растерянно ответил я, не понимая, к чему он клонит.
— И я так думаю, — кивнул старик. — Я ведь чего к вам пришел? — обвел он взглядом атаманов. — Не ради серебришка. Пятьдесят лет на дорогах провел, много
От подобной отповеди мне стало не по себе. Я опустил глаза и, словно мальчишка, промямлил:
— Ну прости… Не люблю, когда предателем называют. А что до людей, — вскинул я взгляд и уже твердо посмотрел в очи старика, — то всегда их старался беречь…
— Это я понял, — доброжелательно улыбнулся старик, погладив бороду. — Если бы не ты, половина бы полегла, а «серебряный поезд» из-под носа ушел. Я к чему? К тому, что люди нам сейчас нужны.
Вокруг костра нависло молчание. И все были рады, когда его прервало появление сына Евгена.
— Вот! — гордо заявил Маркош, протягивая кирасу.
— Ого! — взял я панцирь и чуть было его не выронил. — Горячий! Как ты донес-то?
— Ниче, мы привычные, — ухмыльнулся мальчик.
— Сколько с меня? — поинтересовался я, любуясь работой. Чтобы увидеть заплатку, нужно знать, где искать.
Парень вопросительно посмотрел на отца, а тот лишь развел руками — мол, твоя работа, сам и цену назначай! Юноша выпалил:
— Для вас, дядька Андрияш, бесплатно!
— Нет, так нельзя, — засмеялся я и полез за кошельком господина управителя, ставшим моим: — Два фартинга устроят?
— Два фартинга жирновато будет, — вмешался Евген. — Один — в самый раз. Да и то потому, что в походных условиях и за быстроту. А дома такая работа обошлась бы в тридцать пфеннигов. Но цену ты сам назначил!
— Это я понял, — кивнул я, отдавая мальчишке деньги. — Бери два фартинга и купи своей девчонке что-нибудь.
— Бать, деньги сразу отдать? Или дома? — грустно поинтересовался Маркош.
— Ладно, — засмеялся отец. — Оставь себе да купи Марычке бусы.
Когда радостный мальчишка ушел, Микош из Кастурицы проворчал:
— Балуешь ты парня. Два фартинга за бусы… Он что, стеклянные хочет своей девке подарить? Да за двадцать пфеннигов на ярмарке можно деревянные или глиняные купить.
— Дороговато за два фартинга, — поддержал кто-то.
— Парни, — прервал Евген упреки. — Что нам теперь два фартинга? Сынок мой свою Марычку может целиком бусами обвязать.
— И не стеклянными, а жемчужными, — поддержал я.
Еще не все осознали, что они теперь не просто богатые, а очень богатые! А таким рисковать своей шкурой хочется меньше, нежели бедным. Вот Лешек понял это раньше других.
— Хорошо дед сказал
— По правилам, не нами установленным, если атаман с отрядом примкнул к другим, да еще и добычу получил, то он должен до самого конца идти. А нет — должен добычу отдать! — веско изрек старик.
— Дед, ты чего городишь? — возмутился одноглазый. — Мы за это серебро кровь проливали! Я, старый, тебя сильно уважаю за твое прошлое, но, если ты на мою добычу хайло раскроешь, я тебе оставшуюся руку оторву! Понял?
— Ты бы, мужик-козопас, шел отсюда, — не выдержал Евген. — Иначе я сам тебя пришибу. Мотай, чтобы козлятиной тут не пахло…
— Стой, стой! — Старик встал между Лешеком и Евгеном, готовыми сцепиться. — Нельзя вам его убивать. Хоть ты его прибьешь, хоть Андрияш, люди его обидятся, а они нам еще пригодятся. Лучше я сам… — Старик ухватил одноглазого за шею так быстро, что мы не успели и ойкнуть. — Значится, так, — приговаривал дед, пригибая гураля к земле: — Дураков, говорят, учить нужно. А тебя, парень, учить поздно…
Раздался звук — так хрустит сухая ветка, попавшая под башмак. Несговорчивый козопас обмяк, упав на землю, а мы зачарованно посмотрели на старика. Один из атаманов вытащил из-за спины новый бурдюк, с уважением протянул его патриарху.
— А то… — хмыкнул дед, запрокидывая горлышко бурдюка так, что вино полилось прямо в глотку… Напившись, отер усы и бороду: — Меня в Татрах по старым делам помнят. Я внучка пошлю, чтобы он людей этого хорька к порядку призвал. Ну — тому пинка даст, этому — по шее. А не то, знаю я вас, молодых, — что не по вам, так вы сразу за нож схватитесь. Особенно у тебя, парень, — посмотрел он на меня. — Ты же не в армии. У нас дисциплину нужно исподволь налаживать… А этот, — с сожалением посмотрел дед на труп горца, — так ведь ничего и не понял. Уж коли народ чего решил, так и будет.
— А все же жалко, — сказал Евген со вздохом, — что вроде бы богатыми стали, а тут снова на копье идти…
— Ну, может, и не придется, — заявил я, решив, что пришло время рассказать о плане…
Когда я закончил, народ какое-то время молчал, обдумывая услышанное.
— Хитро! Но надо попробовать, — хмыкнул старик.
— Завтра и приступим, — подвел итог обсуждению Евген. — Но вначале убитых похороним. Парни-то наши так на поляне и лежат…
— И молитовку над ними надо прочитать, — кивнул Микош из Кастурицы. — У меня монах бродячий есть.
— Солдат тоже надо похоронить, — заявил я.
— А их-то с какого счастья? — удивился Микош. — Им и там хорошо.
— Надо, — настаивал я. — Может, потом и о нас кто подумает. Вот, скажут, бандиты, но тоже в земле лежать хотят… Не дело, что мы их в ямы кинули, как собак… А я бы поверх земли и собаку не кинул бы, а закопал.
— Андрияш, ты, конечно, прав, — неуверенно сказал Евген. — Только как мы людям-то скажем? Захотят ли?
— Один пойду. Ну а остальные пусть сами решают.