Слово предоставляется детям
Шрифт:
Один, который с нами ехал, был очень здоровый, или на нем не так много лежало, но он сам вырылся. Он позвал военных, и нас отрыли.
Алеша Зафрейнер, 15 лет, из г. Пелонное (Украина).
Записано 28/III-42 г., в г. Ташкенте.
СО ЗЛОСТИ
Красивее всего было ехать по узенькому каналу. Там каждая елочка видна. Я сидела наверху и срисовывала елочки.
Мы выехали из Ленинграда только в августе, потому что мы ждали нашу бабушку. Мама боялась ехать поездами, которые сильно бомбили, и мы поехали
Нас было три баржи и два катера. Катера побольше, чем пароходики на Неве. Один большой катер тащил две баржи, а другой, маленький - одну, нашу. Вы бы поглядели, какие у нас были ловкие матросы: они переходили к нам на баржу с катера прямо по канату, как одна гражданка в цирке, которую мы видели с мамой еще до войны.
Потом настала Волга. Я срисовывала горы и позади облака. Мы подъезжали к Рыбинску - там уже вода сделалась мутная, водорослевая. Это было днем, мы только собирались обедать. Вдруг из-за облаков с большим жужжанием вылетели самолеты. Они летели к шлюзу, а за ними гнались наши ястребки. Они до шлюза не долетели, испугались и со злости сбросили бомбы на наши баржи. Завыли гудки, и еще громче закричали люди. Я увидела крошечные точечки, они в воздухе делались все больше и больше, а когда они упали, я их не видела и только услыхала взрывы.
Две баржи сразу ушли под воду и потянули за собой свой катер. На каждой барже было семьсот человек. Мы кричали, и многие дети топали ногами. Наш катер отцепился от нас и пошел спасать тот, но вода качалась воронками, и шлюпки не могли плыть. И баржи утянули свой катер за собой под воду.
Ни единой тряпочки, ни щепочки не всплыло.
Оля Гусельникова, 10 лет, из г. Ленинграда.
Записано 28/III-42 г., в Ташкенте.
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
СЕРЕБРЯНЫЙ НОЖ
...Всяко бывало. Вот один немец заскочил в домик, подошел к женщине, говорит: скажи, находятся ли здесь в вашем доме красноармейцы? Где вы их спрятали? Она говорит: никто не находится, мой муж уже убитый на войне, и больше я не знаю. А эта женщина не русская была, а татарка или кавказка. У них был 14-летний мальчик, и вот, когда немец схватил мать за шею и притиснул ее к стене, то она что-то сказала мальчику по-кавказски. А у них было три ножа: один, которым хлеб резали, другой нож брата (брат в Красную Армию ушел), а третий - отца, с серебряной ручкой. Мальчик схватил серебряный нож, подошел сзади и сюда вот, под левую лопатку, ткнул. Немец только сказал: "Ой!" - и повалился.
Всяко у нас бывало. Было - и я немецкого офицера убил.
Немцы ворвались в привокзальную часть, и там у нас целую неделю шли на улицах бои. Мама меня не пускала уходить из дому, говорит: "Если тебя кто-нибудь убьет и отца на войне убьют, то с кем же я буду. Не ходи". Я ей всегда помогал, по воду сбегаю, дров наколю или еще что. Но я не слушался, уходил на улицу. С кирпича на улицах были сделаны укрепления, и там такие дырки, для винтовок. Бывает, там здоровая идет перестрелка и нашим патронов не хватает, так мы с другими мальчиками подтаскиваем. Нам бойцы или собаку пошлют, или камень бросят с записочкой от командира - мы и бежим на склад. Конечно, без ничего нам на складу ничего и не выдадут, но с записочкой командира и патроны, и гранаты давали. Собаку, если неученая, то приманишь, а если ученая - сама прибегит.
Кто из бойцов или гражданского населения попросит, тому и поможешь. Ведь у нас тогда все бились, которые в армию не ушли. И женщины, и мужчины. Кто меня покличет, я тому и помогаю. Доски носил, таскал кирпичи, укрепления залаживал. Так и так - кирпичи, а потом, так и так, доски.
Конечно, я больше всего хотел стрелять, но мне, конечно, не давали: маленький, говорят, да и все. А я ходил искать хоть наган. Там был один дом в шесть этажей: три этажа воздухом снесло при взрыве, а три осталось. Я был забравши на третий этаж: хожу, смотрю, вдруг посчастливит, найду себе наган! А там на втором этажу балкон и на балконе стоит нагнувшись немецкий офицер и глядит вниз. Я взял из стенки кирпич и кинул ему прямо в затылок. Перил там не было. Он и полетел. Я не знаю, хорошо ли он со второго этажу разбился, нет ли, потому что я скорее убежал.
Камни подходящие, плоские, мы с ребятами бегали набирать на Дон, на ту сторону. Потом тащишься назад, груженый, что верблюд. Карманы рвутся. Один раз мы туда прибежали - еще привокзальная часть не была занята - и, здравствуйте, нарвались: там немецкая разведка пришедши. И вот я видал, как они вошли в одну избу, стянули одеяло с кровати и все туда швыряют: часы, чашки, ложки, шторки, детскую пушку, разные куклы-человечки, машину детскую легковую - такая ключиком заводится. Стали спрашивать у старика и старухи: где стоят красные части? Старика наповал убили и ребеночка, чья машина, а старухе отрубили руки. Но она и на это им ничего не сказала.
...Всякое было. Один раз ранили меня. Я бежал по военному делу. Немецкая бомба взорвалась метров от меня за сто. Я, конечно, лег. Сначала вдарило, как из пушки, потом - вж! вж!
– потом осколки посыпались - это осколочная была бомба. Маленький тонкий осколочек разрезал мне на ноге палец ровненько пополам. Меня одна тетенька подняла и принесла на руках в медпункт. Крови набежало в ботинок - полная лужа.
Вася Бохан, 12 лет, из Ростова.
Записано 4/IV-42 г., в Карантинном Детдоме, в Ташкенте.
У НАС НА УКРАИНЕ
Немцы окружили город с двух сторон: наши части временно отступали и эвакуировали с собой население. Бабусю эвакуировали и маленького брата.
А я эвакуироваться не пожелал - я на Эм. Тэ. Эме учеником работал. Машинно-тракторная майстерня - М. Т. М. Инструмент подавал, гайки крутил. Не то что эвакуироваться, а и домой три дня некогда было забичь: нужно было сильно срочно ремонтировать захваченные трофейные машины, чтобы они скорее шли на пользу нашим бойцам. Директор уехал в действующую, мастера подались в партизаны, ученики поэвакуировались, а мы с моим мастером обы два в майстирне остались: он був сильно старый и в Армию вже не годився, а я був сильно молодый и тож не годився... Дiдусь Буряков его фамилия. Мы с ним пулеметы справляли день и ночь.
Надо ж было кому-нибудь машины трофейные ремонтировать. А как по-вашему? Взаправдi!
Ну, а потом уже поздно було iхать. Я решил до дому итти. Бачу, мой дом закрыт, нет никого. Я тогда окно выбил, вошел в хату - там мне мама оставила поесть и письмо, что она тоже в Армию пошла. Шофером. Дiдусь Буряков жил коло нас напротив. Я до його пiшов, говорю, якже быть, у меня матери, батьки немае - плакал, конечно. Он говорит: у тебя велосипед есть, накачай и едь. Едь скорее, я тебя очень прошу. Но куда ж я поiду, як никого не маему?