Слово Сталина, или Главная загадка Великой Отечественной
Шрифт:
Двенадцатая глава
То, что Сталин прекрасно ориентируется в обстановке, иллюстрирует абсолютно вопиющий факт, когда 20 марта 1941 года Военная разведка представила ему ни много ни мало, а тот самый последний и действующий вариант плана «Барбаросса»! И не только ему одному, что ещё важнее. Мы уже об этом говорили. «Засветил» же этот факт в своих мемуарах первым никто иной, как Жуков.
Сделаем отступление и расскажем о том, почему к мемуарам Жукова «Воспоминания и размышления» следует относиться достаточно критически, но одновременно исключительно серьёзно. Как, впрочем, и ко всем мемуарам советских маршалов и генералов, изданным после войны. Критически потому, что они, несомненно, были подвергнуты жёстким правкам и цензуре. Во-вторых, авторы были живыми людьми, со своими слабостями, обидами, эго, и, естественно, о собственных ошибках или неудачах говорить не любили. Сегодня многие обвиняют только Жукова в присвоении заслуг в своих мемуарах, однако он был как раз достаточно самокритичен и чужих заслуг не крал. Тем не менее и он, и остальные генералы-маршалы не особенно рвались вспоминать свои военные неудачи и писали о них, скажем, кратко. Этому вполне способствовало и то, что цензура крайне неодобрительно относилась в целом к углублённому анализу военных неудач в годы Великой Отечественной вообще и в первые годы войны особенно, а концентрировалась – вполне в соответствии со сталинскими заветами – на победах. Если же кто-то из авторов всё же говорил о неудачах, то немедленно выяснялось, что виноваты в них другие командиры, но не они сами. У Шапошникова, Жукова и Василевского это были чаще всего командующие фронтами, у маршалов и генералов в ранге командующих
Кроме того, здесь есть ещё одна определённая и отчётливая «ловушка», ведь многие мемуары впоследствии переиздавались через многие годы после смерти их авторов, и там «вдруг» оказывались те или иные дополнения, уточнения, а то и целые «пропавшие», а затем «найденные» отрывки из этих книг. Особенно это касается «Воспоминаний и размышлений» Жукова, которые выдержали уже 15 изданий и потихоньку-помаленьку из первой 730-страничной книги издания 1969 года разрослись до двух, а затем и трёхтомника. Безусловно, нельзя исключать того, что эти находки вполне себе достоверны и родственники Жукова, принимавшие активное участие в переиздании мемуаров, действительно что-то обнаружили в семейных архивах или восстановили начальные, не подвергшиеся цензуре варианты. Возможно? Вполне. С другой стороны, эти «возможности» и приведённые в поздних изданиях новые факты или цитаты Жукова яростно – и, если говорить начистоту, не без оснований – оспариваются многими историками. На самом же деле первое издание «Воспоминаний и размышлений» написано достаточно сухим языком и далеко не так эмоционально по сравнению с более поздними, дополненными. Здесь нет, к примеру, масштабной критики самого Сталина или подробного рассказа о довоенных репрессиях против командиров РККА. Именно поэтому в данной книге мы будем пользоваться мемуарами Жукова, а также других генералов и маршалов, изданными при жизни самих авторов. Такой подход, во-первых, исключит те самые поздние и оспариваемые «дополнения». Второй же простой и очевидной причиной опоры на первоисточники выступает та, что в годы выхода первых изданий были ещё живы многие свидетели, которые могли немедленно уличить авторов во лжи. Особенно это касается мемуаров Жукова, увидевших свет тогда, когда были живы Тимошенко и Василевский, Ворошилов и Будённый, Хрущёв и Молотов, Маленков и Микоян, Фитин, Голиков, Адмирал Флота Кузнецов и многие другие из числа тех, кто стоял очень близко к власти или буквально рядом со Сталиным. Тех, кто был свидетелем важнейших предвоенных событий и первых дней войны в Кремле. Заметим, что бурной реакции от них не поступило и никто Жукова во лжи глобально не обвинил, что говорит само за себя. Тем ценнее факты из этого издания 1969 года, которые крайне трудно сегодня оспорить и обвинить автора в предвзятости, а мы будем далее приводить отрывки, сверяясь с бумажным оригиналом книги буквально до запятой. Однако при таком подходе критикам придётся согласиться и с тем, что личные газетные, а тем паче телевизионные интервью или прижизненная переписка маршалов и генералов также имеет право считаться фактической. Невзирая даже на то, что в этом случае они нередко давали несколько – или серьёзно – иную версию событий, ранее описанную ими же самими в мемуарах. О причинах, побудивших авторов отходить от первоначальной версии, можно говорить или спорить долго, но важнее найти «золотую середину» и максимально объективно осветить те или иные факты, что мы и попробуем сделать на страницах книги.
Что касается серьёзного отношения, то, при всех вышеперечисленных отрицательных факторах, воспоминания маршалов и генералов Великой Отечественной – это всё-таки не художественная, а документальная литература. Другими словами, литература фактическая, пусть и представляла собою литературно обработанные варианты изложения материала для того, чтобы читателю было интересно и понятно. Мемуары – это в любом случае взгляд свидетелей на войну «изнутри». И здесь как раз то самое «ничто человеческое не чуждо» выступало в иной роли. Теперь уязвлённое честолюбие, пережитый страх смерти, обида или унижение маршалов и генералов, которые они когда-то пережили, заставляли их порой не только оправдывать самих себя, но и пытаться говорить о более серьёзных вещах. Каждый из них – в меру своей порядочности или просто способности аналитически мыслить – пытался всеми правдами и неправдами обойти цензуру и сказать о главном.
Итак, после анализа воспоминаний Жукова и Василевского, Кузнецова и Ерёменко, Баграмяна, Чуйкова, да и вообще всех мемуаристов Великой Отечественной приходит понимание того, что, так или иначе, их объединяет один и тот же глобальный вывод: существует страшная тайна или загадка войны. О которой они знают или по крайней мере догадываются. И о которой им никто не позволит сказать прямо. Она заключается в неожиданной, непредвиденной и практически невозможной катастрофе армии, которая, тем не менее, стала явью в 1941–1942 годах. А в итоге привела к немыслимым жертвам, затяжной тяжелейшей войне и запредельной цене победы. Совершенно чётко маршалы и генералы выделяют и главные периоды тайны-загадки: предвоенный – начало войны – первые полтора года. Все военные мемуаристы – с разной степенью «прозрачности» – намекают, что виноват в этой катастрофе кто-то повыше командования РККА. Очевидно, что адресуют они свои претензии-намёки лично Сталину, сосредоточившему в своих руках всю власть перед войной, а вскоре после её начала ставшему настоящим военным диктатором. Именно поэтому если в этих мемуарах основательно «покопаться», то можно обнаружить не только крупицы истины и «осколки» фактов, но серьёзные намёки и выводы, а порой настоящие исторические сенсации. Потому не вызывает удивления тот факт, что именно Сталин в послевоенные годы категорически не одобрял написание мемуаров маршалами и генералами. Василевский пишет: «Первые книги о войне были написаны вскоре после ее окончания. Я хорошо помню два сборника воспоминаний, подготовленных Воениздатом, – „Штурм Берлина“ и „От Сталинграда до Вены“ (о героическом пути 24-й армии). Но оба эти труда не получили одобрения И. В. Сталина. Он сказал тогда, что писать мемуары сразу после великих событий, когда еще не успели прийти в равновесие и остыть страсти, рано, что в этих мемуарах не будет должной объективности. При всей спорности этого утверждения оно не могло не сказаться какое-то время на моем отношении к написанию книги». Кто бы сомневался.
Ярким примером всего вышесказанного выступает маршал Андрей Ерёменко, который, вопреки строжайшим запретам Сталина, всю войну вёл дневник и одним из первых опубликовал свои мемуары. Андрей Иванович, дважды тяжело раненный и чуть не потерявший ногу, прошёл всю войну, но чувствовал себя обиженным и обделённым славой и наградами. Мы уже говорили про тот самый «человеческий фактор», и здесь он как раз «во всей красе». Основания у Ерёменко, кстати, вполне были: он рекордные девять раз в годы Великой Отечественной командовал различными фронтами, но войну окончил лишь с одной звездой Героя, а звание маршала получил только в 1955 году. О том, как Сталин виртуозно лишил командующего Сталинградским фронтом Ерёменко славы главного героя этой битвы, хотя он не только отстоял город, но и окружил армию Паулюса, мы ещё расскажем. Так что причины у маршала были, не считая натянутых отношений с Жуковым и Василевским. Первое издание его книги «В начале войны» было подготовлено ещё в 1963 году и с большими сокращениями, но через два года издано. И в этой книге маршал неожиданно сделал крайне серьёзные выводы о начальном этапе войны, о которых мы поговорим в свой черёд. Так сказать, «погнал волну». Почему? В том числе и потому, что Ерёменко в этом случае ничем не рисковал, ведь войну он начал командующим армией на Дальнем Востоке, а сменил арестованного Павлова в должности командующего разбитым Западным фронтом лишь через неделю после её начала. К тому же через пару дней он и вовсе стал замом нового командующего фронтом Тимошенко. Тем не менее комментарии Ерёменко о событиях на Западном фронте никак не вписывались в новую парадигму истории начала войны с её основными аксиомами: миролюбивая политика СССР – внезапное нападение – стратегическая оборона и временные неудачи армии – провал гитлеровского блицкрига. Именно в это бетонное идеологическое русло направляла брежневская система общественную и военную мысли. Кроме того, жёсткие выводы Ерёменко намекали не на вину командующих приграничными фронтами, а адресовывались «наверх», в Москву. Как минимум, претензии маршал предъявлял к Наркомату обороны и Генштабу РККА, то есть к Тимошенко и Жукову. Но всем
На этом фоне неудивительно, что когда Жуков приступил к написанию мемуаров под девизом: «Я расскажу всю правду о войне без прикрас», то вызвал в Кремле страшный переполох, а его начавшуюся работу немедленно взяли под контроль Политбюро ЦК КПСС и КГБ. Напомним, что в 1957 году Хрущёв, после подавления Жуковым восстания в Венгрии, испугался его влияния и добился снятия маршала с поста министра обороны СССР, а заодно и исключения его из состава Центрального комитета КПСС. В следующем году Жукова отправили в отставку с сохранением квартиры, дачи, машины, большой пенсии и права ношения военной формы. При этом ему категорически запретили даже встречаться с ветеранами и выступать перед кем бы то ни было. После снятия Хрущёва «условия содержания» Жукова смягчили, но не кардинально. К 20-летию Победы наградили орденом Ленина, а вот парад посетить запретили категорически. Он выступил рецензентом нескольких фильмов и сам поучаствовал в съёмках, опубликовал несколько статей, дал интервью Симонову, которое тут же отредактировали, а затем вообще «положили на полку», и на том «свобода» закончилась. Так или иначе, но после десятилетней работы мемуары свои Жуков к 1966 году написал. При этом сотрудники КГБ неоднократно проникали на его дачу и переснимали уже написанные страницы, так что то, о чём он писал, было известно с первой страницы.
С изданием же книги вышла настоящая детективная история. Дело в том, что никто её печатать в СССР не то что не спешил, но и вообще не собирался. Рукопись два года пылилась в Агентстве печати «Новости», пока, до сих пор неизвестным образом, одна из копий не оказалась в Англии! Тамошний главный редактор, правда, не спешил её издавать, что на первый взгляд странно, не так ли? Ведь та самая «английская» рукопись Жукова-до цензуры, заметим – безусловно являлась бестселлером тогда и остаётся таковой даже сегодня, однако где-то затерялась и до публикации на Западе дело так и не дошло до сего дня. Странно? Нет, логично, потому что с приходом к власти Брежнева в середине 1960-х между Западом и СССР установился своеобразный историко-идеологический консенсус по вопросу Второй Мировой. Мифическая история этой войны полностью устраивала не только Сталина и пришедших за ним – за вычетом Хрущёва – партийных и советских деятелей и идеологов. Она же, в свою очередь, устраивала США и Англию. Бывшие союзники, а теперь «непримиримые» идеологические враги расположились на разных полюсах и с различными, но вполне удобными для обоих лагерей историческими выводами. Согласно которым и подготовил и развязал Вторую Мировую, а также Великую Отечественную войну один только Гитлер. На этом фоне в СССР почти забывали о сговоре в Мюнхене, а Запад взамен не особенно муссировал тему Пакта Молотова – Риббентропа. И те и другие соглашались, что вермахт на всех нападал «неожиданно», а также планируя исключительно блицкриги. Далее в нашей стране считали, что войну выиграл СССР при «некоторой» помощи союзников. А союзники, наоборот, что они с «некоей» помощью СССР. Каждый вполне комфортно жил в своём сказочном болотце и не особенно лез в соседнее. Мало того, в Англии прекрасно понимали: их правительство перед войной «заигралось» с Гитлером, что привело в итоге к весьма печальным последствиям для Британской империи. Так или иначе, но вскоре после Второй Мировой некогда самая могущественная империя стала терять колонии одну за другой, а глобально пальму мирового лидера забрали себе США. Именно поэтому сегодня в Англии гораздо более охотнее вспоминают о Первой Мировой, по итогам которой как раз Британская империя была главной победительницей со всех точек зрения. Так всё и существовало, не считая редких «прорывов», среди которых был совместный советско-американский документальный фильм 1978 года о Великой Отечественной. Который назывался ни много ни мало «Неизвестная война» и вызвал в США и вообще на Западе настоящий «взрыв мозга». Немудрено, ведь западные граждане в двадцати сериях узнали о событиях на Восточном фронте, о грандиозных битвах и немыслимых жертвах, а легенда о США и Англии как о главных победителях в войне стала рассыпаться на глазах. Впрочем, это был лишь эпизод, который ничего коренным образом не изменил и все остались «при своих».
Сложнее было с остальной Европой. Которая постаралась очень быстро «забыть» о том, что некоторые страны даже не попытались, как Австрия и Чехословакия, вообще противостоять агрессии и отстоять свою родину. А другим очень не хотелось вспоминать, как они воевали на стороне Германии в составе стран Оси или в батальонах СС, как работали «ударно» на своих заводах и фабриках, всемерно помогая Гитлеру. Как выдавали евреев и подпольщиков на расправу, как «трудились» в обслуге концлагерей. Впрочем, сначала Сталин, а затем и его преемники в СССР также не хотели заострять внимание на участии в войне на стороне Гитлера стран по крайней мере Восточной Европы и концентрировали внимание на движении Сопротивления и совместной борьбе Европы и СССР против Германии. Совершенно не случайно сегодня – вспомним ту же Резолюцию Европарламента – любые попытки исторических расследований воспринимаются буквально в штыки этим якобы оплотом свободы слова.
Не случайно в последние годы некоторые «историки» – попутный ветерок в их паруса дует конечно же с Запада – выдвигают очередную «горячую» версию о том, что-де Жуков выполнял в своих мемуарах некий «заказ» партийных идеологов, пришедших после снятия Хрущёва к власти и вознамерившихся «сочинить» новую историю войны. Сделав якобы именно Жукова главным творцом победы, всемерно принизив роль, естественно, Сталина. Вывод эти «историки» – а к этой группе бойко и, как всегда, «принципиально» подключился в своих последних работах и Резун – делают неожиданный, обвиняя именно Жукова во всех бедах войны. На том основании, что он и до войны ничего не предпринял, и в начале войны принимал решения неверные, а порой и преступные, да и в дальнейшем только и делал, что «забрасывал немца трупами». Такой вот «мясник», «хам» и «приготовишка». Почему? Потому что эти «историки» прекрасно понимают: нужен крайний и главный виновник, чтобы отвести удар от Сталина. Поэтому именно Жуков, бывший «целых» – а на самом деле неполных – пять месяцев до войны начальником Генштаба, а потом ещё и назначенный на должность Заместителя Верховного Главнокомандующего, во всём и «виноват». О том, что именно Сталин назначил Жукова на эти должности, они конечно же «забывают». Особенно старается Резун, чей «Ледокол» за последние годы разнесён в щепки рассекреченными данными СВР, а над его кумиром Сталиным, семнадцать лет до войны и в первые полтора военных года единолично руководившим страной и армией, сгущаются серьёзные тучи.
Однако абсолютно ясно, что Жуков отнюдь не выполнял некий «партийный заказ», а, наоборот, смертельно испугал кремлёвских идеологов. Зададим вопрос: а что же так обеспокоило новое партийное руководство страны, которое обратило пристальное внимание на историю Великой Отечественной в связи с 20-летием Победы? И начало загонять историю войны в её «классическую» короткую и поэтапную версию, которая начиналась уже с внезапного или неожиданного нападения 22 июня 1941-го. Тогда выяснится, что мемуары Жукова как раз абсолютно Брежневу – Суслову были не только не нужны, но и опасны! Ведь во время хрущёвской «оттепели» Симоновым и другими были заданы крайне неудобные вопросы, касающиеся предвоенного периода и начала войны, «внезапного нападения» и действий РККА летом 1941 года. Вот что говорил в своём докладе сам Хрущёв: «В ходе войны и после нее Сталин выдвинул такой тезис, что трагедия, которую пережил наш народ в начальный период войны, является якобы результатом „внезапности“ нападения немцев на Советский Союз. Но ведь это, товарищи, совершенно не соответствует действительности. Как только Гитлер пришел к власти в Германии, он сразу же поставил перед собой задачу разгромить коммунизм. Об этом фашисты говорили прямо, не скрывая своих планов. Для осуществления этих агрессивных планов заключались всевозможные пакты, блоки, оси, вроде пресловутой оси Берлин – Рим – Токио. Многочисленные факты предвоенного периода красноречиво доказывали, что Гитлер направляет все свои усилия для того, чтобы развязать войну против Советского государства, и сконцентрировал большие войсковые соединения, в том числе танковые, поблизости от советских границ». Серьёзный вопрос, не правда ли? А для новой сказочной версии войны, которую начали создавать Брежнев и Суслов, просто убийственный.