Слово Варяга
Шрифт:
Девушка была зарыта неглубоко. Можно сказать, была просто присыпана землей, даже странно, что ее до сих пор не обнаружили. Убитая успела пролежать две недели, обряженная в черное платье, как невеста дьявола.
Антон, не сбившись ни разу, уверенно вел оперативную группу прямиком к месту захоронения. Он приостановился только однажды, когда сошел с аллеи, но потом уверенно устремился в глубь чащи, увлекая за собой оперативника, с которым был скован наручниками. Парень старался сохранять спокойствие, но в его серых глазах читалось: «Я бы этого злыдня собственными руками задавил!»
– Вот
На первый взгляд почва нетронутая, и, только присмотревшись, можно было заметить, что грунт слегка потревожен. Точнее, верхний слой срезан. Маньяк к предстоящему убийству готовился с особой тщательностью, прихватив с собой даже лопату. Скорее всего, он привел жертву к уже заготовленной яме, где припрятал лопату. Как говорится, все было продумано до мелочей. Оставалось только задушить беззащитную жертву и реализовать свои безумные фантазии. После чего аккуратно присыпать убитую землей и так же аккуратно уложить сверху срезанный грунт.
До самого последнего момента Чертанов надеялся, что трупа не обнаружится. В глубине души он продолжал верить в невиновность Антона. Но все его ожидания мгновенно исчезли, едва начали копать, – из земли, будто взывая о помощи, торчала девичья ладонь. Дикое зрелище, даже если ты и готов к этому.
А ведь предстояло общаться с этим извергом и дальше. Инструкции требовали, чтобы оперативник задавал вопросы допрашиваемому, не проявляя при этом каких бы то ни было эмоций. Задача трудная, требующая мобилизации всех духовных сил. А ведь так хочется швырнуть маньяка в ту самую яму, в которую он пару недель назад упрятал убитую им девушку.
Техник-криминалист, прильнув к окуляру видеокамеры, снимал происходящее. Скорбные лица его не интересовали. Объектив видеокамеры был направлен на Антона, который, осознав собственную значимость, принялся размахивать руками, рассказывая о совершенном им преступлении. В эту минуту он напоминал лектора, втолковывающего нерадивым слушателям нечто весьма важное. Так все это выглядело со стороны, но стоило только прислушаться к его словам, как леденящие душу подробности пробирали до озноба.
– Как же вам удалось заманить ее сюда? – устало спросил Чертанов, переходя на официальный тон. – Ведь было темно, она должна была как-то догадаться о ваших намерениях.
Антон удивленно посмотрел на Чертанова:
– Бабы вообще очень глупый народ. Их только пальцем помани, так они и побегут. А потом ведь на лбу же у меня не написано, чего я от них хочу и кто я такой! – с некоторым вызовом сказал он.
«Действительно, на лбу не написано и на первый взгляд весьма даже симпатичный парень», – с сожалением подумал Чертанов.
Нехитрая логика укладывалась в схему, которую изложил Шатров. Маньяк, когда выходит на охоту, преображается. Даже если он замкнут от природы, то становится необыкновенно легким в общении, делается необычайно остроумным, не перестает искусно соблазнять жертву. Все эти усилия предпринимаются только для того, чтобы потом погрузить жертву в пучину самого настоящего ужаса. Даже самая подозрительная из девушек каким-то образом попадает под обаяние преступника и перестает прислушиваться к голосу разума и собственной интуиции.
Как правило, маньяки
Что же за спектакль состоялся в тот раз?
– Верно, не написано, – хмуро согласился Чертанов. – Только как же ты ее уговорил пойти за тобой? – настаивал Чертанов.
– Она читала какую-то книгу… Я попросил у нее разрешения присесть рядом. Разрешила. Потом поинтересовался, что она читает. Оказалось, какой-то женский роман. Так и разговорились. Когда стемнело, она засобиралась было уходить, и я предложил проводить ее. – Замешкавшись на секунду, он добавил: – Сказал, что в городе по вечерам орудует маньяк. Девушка согласилась…
– Что было дальше? – несколько резковато поторопил его Чертанов.
– Когда мы пошли, то я свернул с главной аллеи. Она спросила, почему мы свернули. Я объяснил ей, что здесь короче, что в заборе есть лаз. В общем, она не возражала, а потом все пошло как обычно, – пожал плечами Антон.
Тон какой-то обыденный, почти равнодушный, словно речь шла о пустяках.
– Что значит – как обычно? Как вы убивали девушку?
Труп уже извлекли. Растерзанное тело скрывало черное платье. И здесь все как и в других случаях. Напрашивался нехитрый вывод: убийства дело рук одного и то же монстра.
– Как только мы подошли сюда, я навалился на нее и слегка придушил.
– Что было дальше?
– Когда она была без сознания, я связал ей руки и ноги, в рот сунул кляп.
Чертанов переждал клокотавшую внутри его ненависть, после чего задал следующий вопрос:
– А что было потом?
В глазах Антона плеснулось удивление:
– Ничего особенного. Просто я в подробностях рассказал ей то, что с ней произойдет в ближайшие полтора часа. – Помолчав немного, он добавил с едва заметной улыбкой: – Кажется, она боялась.
Чертанов задумался, одно из двух: или он гениальный актер, или действительно бесчувственный серийный убийца. И то и другое встречается крайне редко.
– Ты упивался тем, что девушка испытывает ужас? – спросил Чертанов. Ему очень хотелось добавить «тварь», но он удержался.
Сейчас арестованный склонен к диалогу, и это следовало всячески поощрять. В противном случае он может просто замкнуться, и тогда вывести его на откровенный разговор будет крайне сложно. А то и вовсе невозможно! Из своей практики Михаил знал, что преступнику надо подыгрывать, где-то даже посочувствовать, дескать, как же это тебя так угораздило попасться. И это несмотря на жгучее желание немедленно сомкнуть пальцы на его горле.
– Было дело… Я всегда так поступаю. Это меня очень заводит.
Кирилл Балашин уже тщательно осмотрел место преступления и что-то быстро записывал в блокнот. В пластиковых пакетиках лежали улики: обрывки ткани, несколько пуговиц, конверт с письмом, которое никогда не будет отправлено, какие-то листки бумаги (кажется, это были наброски стихов) и небольшой кожаный кошелек.
Кирилл стоял неподалеку от них и по тому, как он хмурился, было понятно, что он слышит содержание разговора. Карандаш порой застывал, потом нервно продолжал свой бег по белому листу бумаги.