Слово Варяга
Шрифт:
– Как кто? Его же дубари крепко держат. Просто так не подступиться.
– Если бы просто так, тогда бы я тебе и не звонил! – заметил Варяг. – Соображения есть?
– Имеется кое-какая мысль, – неопределенно протянул Ерш, – но это удовольствие не из дешевых. Поможешь?
– Считай, что договорились.
Варяг отключил телефон.
«Воронок» въехал на территорию Бутырской тюрьмы, за ним тут же захлопнулись ворота. Прямо во дворе следственного изолятора прапорщик лет сорока пяти, с хмурым потемневшим лицом, тщательно обыскал Антона. Тот знал, что, прежде чем он переступит порог камеры, шмонать его будут еще раза
Последний раз его обыскали уже перед самой камерой.
– Руки на стену!
Антон, упершись ладонями в стену и расставив ноги, терпеливо ждал, когда будет прощупана каждая складка его одежды. Наконец обыск был закончен. Звякнула щеколда, и коридорный распорядился:
– В камеру!
Когда Антон входил в камеру, он сумел увидеть серые глаза конвоира, в которых просматривался интерес, смешанный с изрядной порцией отвращения.
Антону не доводилось прежде бывать в следственном изоляторе. Первое, что его поразило, так это тяжелый смрад, которым было заполнено все окружающее пространство.
Дверь зловеще захлопнулась. Антон стоял в центре камеры, вдыхая чуждый, накопившийся за многие столетия запах – некое послание от ушедших в небытие зэков. Их уже никто не помнил, кости их уже давно истлели, а стены, что впитали их запах, продолжали ревностно хранить о них память.
Антон присел на нары и, обхватив голову руками, застыл. Он не представлял, сколько просидел вот так. Время уже давно потеряло для него всякую ценность.
Он очнулся в тот момент, когда услышал за дверью какой-то шорох. Его разглядывали. Нет, правильнее сказать – изучали. С интересом исследовали, подмечая малейший штрих в его поведении. Для людей, стоящих за дверью, он был всего лишь биологическим экспонатом, некой пришпиленной букашкой. Вот сейчас камера откроется, и люди, стоящие за дверью, прикажут повернуться другим боком, чтобы продолжить наблюдение.
Ожидание не заставило себя ждать. Дверь действительно отворилась, и в камеру вошел коридорный.
– Тебе тут подарочек передали. Подойди сюда, – приказал он. – Возьми!
Антон поднялся и сделал к нему два шага. Неожиданно в руке прапорщика блеснул нож. Такие вещицы, коротая долгий досуг, мастерят тюремные умельцы, затачивая лезвие о цементный пол, а потом подобные сувениры выменивают на чай, который на любой киче потверже всякой валюты.
Холодный металл без всякого усилия вошел в брюшную полость и мгновенно обжег колодезным холодом.
Антон хотел сделать шаг, чтобы схватить обидчика, но не сумел. Ноги вдруг сделались неподъемными, приросли к земле. А прапорщик, вдруг превратившись в заботливую няньку, заговорил терпеливым и сочувственным тоном:
– Вот сюда садись, мой милый, вот сюда… Эх, кровь-то как брызнула, как бы не заляпаться! Чего же я потом скажу, если кто увидит? А теперь ноги вытяни… Вот так. Нож-то возьми за рукоять, пальчики оставить нужно.
Антон сидел на полу, совершенно не чувствуя холода, потому что внутри его царила самая настоящая стужа. Пройдет всего лишь несколько минут, и холод укроет его с головой. А сам он превратится в ледяной монолит.
– Вот так, хорошо, – кивнул коридорный и закрыл дверь камеры.
Прапорщик Русанов вышел из ворот Бутырской тюрьмы и, не оглядываясь, пошел вдоль улицы. Не исключено, что в это самое время объективы видеокамер были направлены на его спину. Все должно выглядеть как
Взглянув на часы, Русанов отметил, что до назначенной встречи оставалось еще часа полтора, что, собственно, и неплохо. Есть время, чтобы посидеть в каком-нибудь баре, послушать музыку и выпить чего-нибудь крепенького, снимающего стресс. Ведь не каждый же день приходится убивать человека. Пускай тот даже зверь, маньяк! Но все же… А руки-то подрагивают, такие вещи бесследно не проходят. Не бесчувственный чурбан же, в конце концов!
Свернув в переулок, Русанов расслабленной походкой пошел вдоль тротуара. Время было вечернее, яркими витринами манили к себе дорогие рестораны, бары. Через огромные стекла были видны довольные лица посетителей. В общем, жизнь кипела!
Прапорщик Русанов в былые времена избегал подобных заведений. В них он чувствовал себя чужеродным элементом. А потому, когда приходилось проходить мимо сверкающих витрин, он старался не смотреть через толстые стекла и шел с заметным ускорением. Но этот день был особенным, в его судьбе намечались перемены (он очень надеялся, что в лучшую сторону), а потому, презрев собственную робость, он смело перешагнул порог дорогого ресторана.
Подобному визиту соответствовали и внешние атрибуты: серый английский костюм, купленный всего лишь неделю назад, итальянские черные штиблеты и белая накрахмаленная рубаха, манжеты которой кокетливо выглядывали из-под рукавов пиджака.
Костюм он надевал лишь дважды и оба раза по выдающемуся случаю: в первый раз он надел его, когда пошел в Большой театр, и второй раз, когда отправился на день рождения к начальнику оперативной части. И вот сегодня – третий случай. Со стороны могло показаться, что повода не было. Но на самом деле повод имелся, и куда более серьезный, чем в двух первых случаях, – у него начиналась новая жизнь, которую следовало отметить вот в таком дорогом ресторане.
Через две недели заканчивался его контракт. Позади двадцать лет службы, почти безупречной. Впереди – вполне радужные перспективы. А ведь всего этого могло бы и не быть, не помоги случай.
Двадцать лет назад он помог переправить на волю малявку от худощавого паренька, которого звали Владиславом. За что в тот же вечер получил немалые премиальные. А несколькими годами позже этот самый Владислав вернулся в следственный изолятор уже в качестве положенца с погонялом Варяг. С тех пор Русанов стал регулярно выполнять его отдельные поручения. Об отношениях Варяга и прапорщика Русанова никто не знал. На счет Русанова в сбербанке, в качестве платы за услуги, капала копеечка. Нельзя сказать, чтобы это было очень много, но денег вполне хватало на то, чтобы раз в год съездить с семьей на море, да каждые три года менять старенькую машину на новую.
Русанов терпеливо дожидался его Величества Случая, надеясь заполучить такую сумму, что о деньгах больше не придется думать. Кто бы мог подумать, что случай представится ему всего лишь за две недели до увольнения!
Смотрящий Ерш, который почти свободно разгуливал по Бутырке, предложил ему замочить маньяка, сымитировав это под самоубийство. За эту работу Русанову было обещано пятьдесят тысяч долларов. Деньжата приличные, и будут они весьма кстати, если учитывать, что он решил окончательно сбросить с себя хомут, называемый «государевой службой». Денег останется даже на то, чтобы прикупить еще жилплощадь. Сыновья подрастали и грозили привести жен прямо в отцовскую халупу.