Слово живое и мертвое
Шрифт:
«Он был упрям, но тут он нарвался на другого упрямца. На этот раз инициативаоказалась в руках собеседника». Да, initiative в подлиннике есть. Но не лучше ли, не вернее ли даже в современном романе о хитросплетениях парламентской политики сказать хотя бы: Конечно, он был упрям, но тут нашла коса на камень. Хозяином положенияоказался собеседник.
«Командирам предоставили полную инициативу» – а лучше бы: командиры могли действовать самостоятельно.
А если переводчик пишет: « Инициатива разрываисходила
И не надо переводить буквально: «отозвал ся с сарказмом» – не нужен и плохо звучит этот «свист». Не лучше ли по-русски: язвительно(а может быть, даже ехидно)отозвался?
Есть тут и еще одна беда.
Слова яркие, нестандартные – те же самые ехидно, язвительно, едко– становятся редкостью, даже насмешкувстретишь не часто: их вытесняет одна и та же ирония. Пусть и она по-своему неплоха, но плохо, когда какое-то одно слово заменяет многие, живые и образные, и они постепенно выпадают из обихода, «вымирают, как мамонт со льда».
Странно звучит (о человеке, который считался в определенных вопросах знатоком и высказывался немногословно, но весьма уверенно): «его спокойный, сдержанный детерминизм». Философский термин не очень к месту, вполне хватило бы уверенности или решительности.
Насколько естественней, когда, скажем, cynical переводится равноценным русским словом (и не всегда одним и тем же, смотря о ком и о чем речь). Конечно же, у коровы глаза не циничные, а равнодушные, и у какого-нибудь мальчишки физиономия едва ли циничная– скорее попросту дерзкая, нахальная. И конечно, ни к чему в хорошем английском рассказе:
«Даже движения его ног казались циничными»!
« Террорв лесу» – а смысл: лесные страхи, ужасы.
К сожалению, очень и очень многие авторы и переводчики уже не ощущают чужеродностизаемного слова в русской фразе – страницы их так и пестрят иноплеменными словами.
В неплохом переводе сложного и впрямь иронического текста сказано: «Простые механизмыжизни раздирали деликатнуюрозовую кожицу моего тельца». Не знаю, как насчет «механизмов», но кожица, вероятно, просто нежная( чувствительная).
Из другого, тоже очень неплохого перевода: «Дом… был одним из тех курьезныхзданий», которые столько достраивают и переделывают, что в них уже ничего толком не разберешь. Переводчик не догадался подставить русское: несуразных, нелепых, а может быть, хватило бы и своеобразных.
О ручье: мягкий вкус профильтрованнойлистьями воды – а надо бы: процеженнойсквозь листья, отцеженнойлистьями.
И еще: человек слушал «птиц, насекомых, нервныйшорох сосновых иголок» – вот тоже коварное слово! Как часто nervous переводят буквально, и оно некстати придает повествованию то ли медицинский, то ли «дамский» оттенок. Шорох сосновых иголок скорее уж тревожный, беспокойный. Когда у героя художественной прозы неспокойно на душе, ходить из угла в угол или постукивать пальцами по столу ему тоже хорошо бы не нервно, а тревожно, беспокойно, взволнованно. Но, к сожалению, и в обыденной нашей речи, и в литературе нервывстречаешь поминутно, словно в истории болезни.
«Она выглядела, как обычно, цветущей, но издерганнойи нервной» – переводчик не заметил, что это плохо сочетается. А суть в том, что у героини рассказа вид был, как всегда, цветущий, однако она казалась неспокойной и озабоченной.
«Она так нервничала» – а лучше: волновалась, огорчалась, тревожилась, не находила себе места, не находила покоя (только не «переживала»!).
«Его нервы не выдержали» – а куда лучше: ему изменило самообладание, не хватило выдержки, он потерял власть над собой.
«Никто бы не подумал, что он мог до такой степени распустить свои нервы». В подлиннике that he had not been able to trust his nerve (не nerv es) – что ему могло изменить мужество! Это можно бы счесть нечаянной «глазной» ошибкой, но пристрастие к тому же злополучному словечку обнаруживается снова и снова. «Он начал нервничать», а у автора: His nerve began to fail him – опять-таки мужество ему изменило. Кто-то ухитрился даже космический корабль окрестить « Нерва»! А это, конечно, «Мужество» или «Отважный».
«Он нервировалменя», а в оригинале he was baiting me – поддразнивал, искушал, в данном случае – старался вызвать на разговор. Не стоило бы придираться к этим все же случайным промахам, не будь они так показательны. Затасканное, стершееся слово употребляют кстати и некстати, уже не вдумываясь, почти не замечая.
А вот как легко и удачно избежал его молодой переводчик: « От волнения у нее зуб на зуб не попадал».
Если книга – все равно, написанная по-русски или на русский язык переведенная, – пестрит иноплеменными словами, это всегда плохо. Но есть среди них особенно зловредные, пронырливые и настырные слова, слова-паразиты, от которых поистине отбою нет. Они не несут никакой информации, не прибавляют ничего нового. Это – всевозможные факты, моментыи иже с ними. В 99 случаях из 100 их можно выбросить без малейшего ущерба для фразы. Словесная труха эта отвратительно засоряет речь, сушит мысль и чувство, искажает образ, живых людей с их горем и радостью обращает в манекены.