Случай на станции Скалба
Шрифт:
Славка молчал. Он был по-настоящему напуган, как его легко и точно раскрыли.
– Ступай, - сказал хирург. И теперь он вовсе не казался Славке таким уж молоденьким.
– Ступай… Ты ведь человек просвещенный, осенью в десятый класс пойдешь. Мог бы в сознании своем экстраполировать, чем кончаются такие истории. Оно все неплохо, когда в темноте да в подворотне, но совсем по-иному выглядит, когда сидишь в светлом кабинете и отвечаешь на вопросы людей, имеющих специальную подготовку.
На рентгене выяснилось, что ни перелома, ни трещины у него нету. Но Славка мало обрадовался этому.
Он
Рентгенша сказала: надо еще раз зайти в хирургический. Хотя перелома и нет, все равно необходимы какие-то там процедуры… проце-дураки… У Славки уже сил не хватило опять идти к этому слишком приветливому… И на дачу не хотелось, видеть Алену и Демина - соучастников!
И он пошел домой. Да, не поехал на дачу, где бабка явно уже начала метать икру, а пошел домой, в московскую их квартиру - посидеть в своей комнате, за своим столом…
Он вынул ключ, который испокон века лежал под камешком в начале лестницы. Дом был маленький совсем, двухэтажный, чудом сохранившийся среди огромных, хотя и тоже старых домов. В нижнем этаже жили две семьи, А наверху только они одни, Соловьевы.
Славке нравилось говорить, что они занимают этаж. Теперь это модно - блистать какой-нибудь прабабкой, будто бы графиней. Или вот аристократично занимать целый этаж… Этаж даже лучше. Про графские-то вензеля можно и наврать, а тут уж… И не важно, что в этом этаже всего три комнаты да кухня.
Он вошел в квартиру - сразу его встретил столь знакомый ему запах… Какой он, точно Славка определить не мог. Только удавалось сказать, что как будто немного отдавало духами. Может быть, и мамиными. Хотя… с годами Славкина мать меняла духи, а запах оставался прежним.
Наверное это пахло старинными стойкими духами девятнадцатого или восемнадцатого века. Ведь и дом был старинный построенный еще будто б при Петре Первом. И с тех пор стоит. Ни Наполеон его не сжег, ни фашисты не разбомбили, не сумели сожрать ни хищные блочные пятиэтажки, ни дома громилы новейших лет - в четырнадцать и шестнадцать этажей.
И едва Славка вдохнул этот запах едва промелькнуло в его памяти то о чем только, что здесь было написано и еще промелькнуло очень многое и многое чего и не скажешь чего никогда не уловишь словами. Славка понял вдруг на сколько же он изменился с тех пор, когда ему в голову приходили хорошие мысли.
Он даже не дошел до своей комнаты, а прямо сел на окно в прихожей и заплакал., что же я затеял, думал Славка, что же я такое затеял?!
В Скалбе на улице Радищева некий мэн открыл дискотеку. Звали его странно - Светик. А фамилия Бочкин. Сколько лет
– не поймешь, прилизанный, подтянутый поддатый, в руках какие то кисти - художник с понтом. Да Славка и не очень разбирался в возрастах.
Дискотека. Объявлении про нее нигде не висит, а все знают. Вход - полтинник, напитки - с собой. Начало - в десять, окончание - в три.
Они с Аленой конечно стали ходить. Тем более им надо было где-то обниматься и все тому подобное. А то было бы просто неудобно, все люди как люди развлекаются в меру сил и способностей, а вы-то кто? Брат и сестра? Или еще чего-нибудь похуже? Тем более аморальничать - дело приятное. Тем более когда Славке несколько раз намекнули мол неслабая у тебя подруга очень в порядке отоварился! Поделись с товарищами! А Славка смеялся довольный.
Потом он втянулся уже по настоящему. Хотелось видеть Алену, что-нибудь там у нее спрашивать, как будто не по делу, а смотреть совсем в другом смысле. И улыбаться - не в тех местах где вроде следовало бы по ходу разговора. И, чтоб Алена тоже вдруг улыбнулась.
Так они проводили времечко золотое, пока нечаянно не налетели на неприятность. Причем по совершенно детской причине.
Они с Аленой жили на улице Ломоносова, а у «ломоносовцев» издревле шла воина с улицей Тургенева - она рядом параллельная соседская. Но - война. Всегда в футбол с ними играли на интерес раз в лето. И раз в лето драка улица на улицу. А тогда ребят было много - и дачников и местных. Так, что получалось солидное мероприятие.
Потом все заглохло. Поразъехались ребята, а другие повзрослели. И драки эти которые были в общем-то полуспортивным мероприятием - на землю сел - значит не трогать - тоже прекратились. Но старая вражда осталась. На станции или в магазине тургеневского встретишь - гуляй пацан мне с тобой здороваться не надо!
Уже года два как улица Ломоносова оскудела предельно. Остались по существу Славка да Алена. Их тургеневцы за конкурентов не считали.
Этим летом когда началась дискотечная ночная жизнь ломоносовцы Алена и Славка оказались рядом с тургеневцами. Вроде чего уж тут - все повыросли пора забыть детские забавы. Забыли. Но вдруг Алена говорит:
– Ты слепой или зрячий? Может мне вообще с Хомяком плясать?
А «Хомяк» или «Суслик» или «Мышь» или даже «Крыса» был адъютант его превосходительства Свинцова Виталия Ивановича. Тот с детства так представлялся «Я, - говорит, - Свинцов Виталий Иванович. А это моя Крыса».
С Крысой-Хомяком были еще три-четыре Тургеневских человека. Но Славке ничего не оставалось, как кинуть Крысу бедром шага на два в сторону - современные танцы как раз располагают к подобным телодвижениям.
Сразу возникла как говорится ситуация и сразу их с Крысой выставили на улицу были у Бочкина специальные орлы для этих целей. Следом выскочила Алена - конечно не, чтобы погасить конфликт, а, чтобы оказаться в его центре. И выскочили два тургеневских мальчика. Тут бы Славке и конец.
Но вышел еще Демин, который тоже был ломоносовским человеком, хотя к компаниям летним не примыкал, а без конца копался на огороде - его бабка заставляла. И со временем Демин вообще как-то выпал из поля зрения.
И вот он тоже зачем-то вышел вослед «дружной компании»… Был самый конец июня - двенадцать часов, а почти светло. Но как-то зловеще светло, полночь все-таки.
– Ну дачник - сказал один из тургеневских - сейчас тебе будем морду чистить.
Славка ни на, что не рассчитывал. Сердце его стучало как барабан.