Случайная невеста для олигарха. Любовь рядом
Шрифт:
– Закрой дверь! – повышает голос отец, когда видит, что я хочу выйти, и добавляет: – Да не с обратной стороны!
Я, дрогнув, молниеносно выполняю его требование.
— Ты, - шипит он, бросая в мою сторону распечатки, которые разлетаются в хаотичным беспорядке по кабинету, - самое огромное разочарование в моей жизни!
Делаю шаг назад, словно от обжигающей пощёчины.
– Пап, там стройка. Никого не было!
— Иди сюда! – продолжает отец и тянется к ремню на своих классических брюках.
Впервые пугаюсь по-настоящему. Чувствую, как начинает дрожать подбородок, как тогда - в детстве, когда отец понял, что из меня не выйдет выдающейся скрипачки.
Его разочарование на веки запечатлено на моей спине в виде тонких узоров, пересекающихся друг с другом. Сердце испуганно сжимается, но я в характерном жесте вскидываю подбородок.
— Я знаю, что виновата, и понесу наказание, но пороть себя не позволю! – не смотря на уверенность в словах, голос срывается и дрожит.
— Да что ты говоришь?! – в глазах отца пылает ярость. Он делает резкий выпад и хватает меня за руку. — Тебя, сопливую, не спросили, как воспитывать. Надо было давно выбить из тебя спесь!
Он заводит мою руку за спину, и я громко вскрикиваю от неожиданности, пытаясь вывернуться из крепкого захвата. Отец заносит руку и через мгновение опускает ремень на чувствительную кожу.
— Проси прощения, Мирьям, и я подумаю над тем, чтобы остановится!
Между лопаток нещадно горит от удара тяжёлой железной пряжкой. Ненавижу себя, когда ощущаю, как из уголков глаз начинают сочиться слёзы. Я почти не чувствую, как горьковато-соленые потоки заливают лицо. Лишь упрямо сжимаю губы, с которые то и дело срываются болезненные стоны.
— Нет!
Отец заносит руку для очередного удара. Его глаза горят такой злобой, что я зажмуриваюсь, не в силах смотреть на своего мучителя. Проходит мгновение, затем ещё… но я не чувствую боли, лишь слышу какой-то странный хрип, а затем понимаю, что свободна.
Открываю глаза и шокировано смотрю, как Давид сжимает пальцы на горле моего отца, который корчится от нехватки воздуха в стальном захвате пальцев Садулаева. Лицо отца багровеет, он издаёт так похожие на рычание звуки.
— Давид! – испуганно кидаюсь к мужчине, почти повиснув на его мускулистой руке, которая даже не дрогнула от моего веса. – Не надо! Боже! Пожалуйста!!!
Когда мои слова достигают цели, Давид нехотя разжимает пальцы и отец, задыхаясь и кашляя, хватается руками за шею и оседает на пол, словно куль с цементом.
— Ни-ког-да не смей трогать ее! – чеканит каждое слово Давид, выделяя интонацией «никогда». Жених без сожаления и раскаяния разглядывает моего согнувшегося в три погибели отца, после чего решительно добавляет: – Убью!
Глава 18
Мирьям
Его слова звучат так зловеще, что я, испугавшись, вновь обхватываю пальцами его большой кулак.
Давид оборачивается ко мне. В отражении чёрных глаз я все ещё вижу искры ярости, порождённые действиями моего отца.
— Мирьям, иди к себе. Я поднимусь позже.
Желваки на скулах Давида ходят ходуном. Широкая грудь быстро вздымается и так же быстро опадает. Мужественные черты лица обострились, сделав его похожим на опасного хищника. Черная пума — вот какие ассоциации вызывает броская внешность Давида.
Отец тяжело дышит, раз за разом разрывая лёгкие лающим кашлем, и у меня складывается ощущение, что удушающий приём Садулаева доведён до совершенства.
— Давид… - шепчу испуганно, не разжимая пальцы.
— Хоть раз послушай меня и сделай, как прошу, – что-то в голосе Давида дает мне понять, что лучше не спорить - не время.
Разворачиваюсь и без лишних слов бегу к двери. Остатки адреналина в крови расщепляются, и я начинаю ощущать жжение на коже.
Оно не идёт ни в какое сравнение с жжением в моей груди. Впервые у меня появляется желание сделать, как велено. Не подслушивать, не дерзить, а именно отправиться в свою комнату и терпеливо дождаться появления Давида. Несусь со всех ног наверх и подбегаю к окну, чтобы распахнуть его настежь.
Дышу полной грудью, почти задыхаясь от того, в каких количествах кислород поступает в лёгкие. Щеки вспыхивают мучительным жаром, когда я осознаю, что Давид стал невольным свидетелем безобразной сцены между мной и отцом. Он увидел мое унижение… Но самое главное - он защитил меня!
Страшно представить, что было бы с моей спиной, не появись Садулаев так вовремя. Хорошо, что он не видел, что отец уже успел меня ударить. Мне кажется, он бы сдержал свое обещание.
Завожу руку назад, ощущая под пальцами припухшую длинную борозду. Все не так страшно. Как оказалось, правильно говорят - у страха глаза велики!
Меня все ещё подташнивает и потряхиваете от пережитого, поэтому я глубоко вдыхаю теплый воздух, пытаясь отвлечься от произошедшего. Взгляд рассеяно скользит по цветнику матери, и меня передергивает от вида идеальной рассады. Везде всего лишь чертова видимость идеальной жизни, а мы в ней всего лишь актеры.
Всхлипываю, когда замечаю возле ворот огромный чёрный «джип» Давида. Он приехал сразу, как только смог, не смотря на все, что я натворила.
Дверь скрипит, и я непроизвольно оборачиваюсь, встречаясь с такими же как у меня зелёными глазами матери.
В них стоят непролитые слёзы. В их отражении вижу себя в детстве - испуганную, задерганную вечными придирками отца. Сколько раз я винила мать в детстве, что она выбирает его, а не меня?
Встает на его сторону, никогда не защищает меня. К чему сейчас это театр лицемерия?
— Мирьям, детка…
Отворачиваюсь к окну. Не хочу.
— Иди, мама. В этот раз я сама виновата.
Не слышу ответа, но, когда моих плеч касаются нежные руки матери, вздрагиваю.
— Мне стоило уйти от него много лет назад, – всхлипывает мать, роняя на мою кожу капли слез.