Случайно... Конец
Шрифт:
— Полагаю, — проворчал он, — можно приказать мужчинам поставить знаки — коды, которые мог бы понять только я… и если бы другая версия меня натолкнулась на них, я бы знал, что нужно повернуть назад.
Эшли улыбнулась.
— Под «кодом» ты подразумеваешь латынь, да?
— Какого чёрта, женщина, ты имеешь против родного языка всех романских языков?
— Серьёзно? Неужели ты настолько стар?
— Прекрасно. Я стар, согласен. Что касается твоей просьбы вернуться домой, то из-за серьёзности ситуации,
— При каком? — спросила она.
— Ты должна слушаться меня, не споря.
Это очень трудная задача.
— Я тебя не знаю. И даже не уверена, что мы действительно ведём этот разговор, или что ты существуешь.
— Тимоти.
— Сэр? — спросил водитель.
— Я настоящий? — спросил Маакс.
— Да, сэр. Хотя формально вы изгнаны, и мы не должны помогать вам или разговаривать.
— Но я объяснил всю серьёзность ситуации, и, даже зная, кто я, ты помогаешь, — заметил Маакс.
— Да, сэр.
— И откуда ты знаешь, что мне можно доверять? — спросил Маакс.
— Ты — Бог Истины, — сказал водитель.
— Вот, Эшли! Доказательство того, что я настоящий, и Бог истины.
Бог истины? Вау. Впечатляюще. Она большая поклонница его работ. Честность важна. Но всё же… это странно.
Эшли застонала и ущипнула себя за переносицу.
— Но я едва знаю тебя.
— Тогда мы лучше узнаем друг друга, — возразил Маакс, прежде чем приказать Тимоти развернуться и медленно ехать по обочине.
Но что, если она снова умрёт? Приснится ли ей этот момент, как остальные? Хотя они ещё не произошли?
Infernum, всё так странно.
«Ох, великолепно! Теперь я говорю на латыни».
— Так уж случилось, — добавил Маакс, — что я не собираюсь выпускать тебя из виду, и нам хватит времени для разговоров. — Он сжал её руку. — Тимоти, пожалуйста, активируй план «Г».
— План «Г»? — спросила Эшли. — А что случилось с «В»?
— Он включал в себя поездку на мой частный остров в Греции. Хотя он патрулируется единорогом Симил и вполне безопасен, я сомневаюсь, что мы сможем доставить тебя туда в целости и сохранности.
— Единорог? Ты, должно быть, шутишь.
— Не шучу. Мой первый остров Симил — моя сестра — уничтожила. Этот не такой большой, как Атлантида, но всё равно, хорош.
«Атлантида? Она была реальной?»
— Ты говорил про единорога, но… Погоди, если Атлантида была твоим островом, разве это не значит, что ты… Как звали того греческого бога? Бога океана? — Мифология ахиллесова пята Эшли. Да, в этой части её мозга полно паутины.
— Как и другие божества, я известен под многими именами в зависимости от культуры. Однако полагаю, ты подразумеваешь Посейдона, — сухо ответил он. — Но я никогда не таскал с собой гигантскую вилку. Нелепость!
«Господи, мы не можем обсуждать это».
— У меня
Сёрфинг, невидимый бог?
— Я слышала такое.
— Слышала? Потому что, уверяю, греческая версия меня и моих тринадцати братьев и сестёр не имеет никакого отношения к реальности. Это безумие. Вся эта затея с Олимпиадой — дело рук Симил.
О-о-о-о-кей.
— Симил? — уточнила Эшли.
— Моя сестра, — объяснил он. — Однако формально мы не родственники. У Божеств нет родителей, хотя я считаю её семьёй, часто удивляюсь, почему. Она совершенно безумна. Хочет как лучше, но не может удержаться от попытки взорвать планету.
Впервые в жизни Эшли вознесла благодарность за то, что была единственным ребёнком. С другой стороны, казалось забавным иметь такую большую семью. С силой. Бессмертную. С попытками взорвать планету. А может, и не забавно.
— Итак, если у тебя нет родителей, как ты был рождён? — спросила она.
— На самом деле, мы этого не знаем. Подобно людям, мы не помним своего рождения. Иногда вспоминаем небольшие фрагменты ранних лет. Став старше, мы всё больше и больше узнавали о том, кем и чем были. Но всё, что мы знаем, получено в результате тысячелетий проб и ошибок. Включая тот факт, что мы связаны с Вселенной и призваны служить человечеству вечно. Хотя у нас может и не быть вечности, если мы не решим, как сохранить тебе жизнь. — Он помолчал. — Уверена, что не знаешь, что должна делать?
— Я знаю лишь то, что космос ненавидит меня и хочет моей смерти.
— Ты не должна принимать это на свой счёт, — сказал он.
Не-е-е-е-ет! С какой стати ей принимать это на свой счёт?
— Мне повезло, — сказала она. — Я всегда старалась сосредоточиться на благодарности за то, что у меня есть. — И прямо сейчас она благодарна за место, которое можно было назвать домом. Место, наполненное воспоминаниями о семье и самое лучшее место, чтобы умереть, если уж на то пошло.
Ей хотелось, чтобы её смерть не означала конец света. Хотя она не верила в апокалипсис. Возможно когда-нибудь. Но через двадцать лет? А всё потому, что она чего-то не сделала?
— Нет, женщина, ты ошибаешься, — сказал он с убеждённостью. — Мы боремся за каждый шаг, за каждый миг, за каждый дюйм этого проклятого пути. Мы никогда не сдавались. И никогда не сдадимся. Самодовольство — это дьявол, если бы дьявол существовал. Но нет. Есть только Симил. И её единорог. А ещё очень могущественный вампир-фараон, который не заметил бы улыбки, даже если бы та укусила его за холодную бессмертную задницу.
— Ты только что сказал «вампир»?
— Я киваю.
Она была рада, что он обратил на это внимание.