Случайностей не бывает
Шрифт:
Ладно. – Люк пожал плечами и направился к выходу.
Эй! Люк, ты куда? – Ведж двинулся за ним следом, но Люк внезапно развернулся. В руках у него был бластер.
Я сдаюсь. Это не обсуждается. А вы выйдете чуть позже. Вас пропустят к шаттлу. И... позаботьтесь об АрТу. – он бросил свой комм Веджу и тот машинально его поймал.
Ведж замер, потрясённый скорее твердостью, прозвучавшей в голосе всегда такого добродушного друга, чем его вероломством.
– Люк! Не смей! – заорал Хорн, разворачиваясь от окна, всю его невозмутимость как рукой сняло, но Люк резко развернулся и бросился по лестнице вниз, только у самого выхода сообразив выбросить бластер. Перед дверью он
Да отпусти ты меня! – взвился Ведж, - Я не девчонка, чтобы со мной обниматься!
Пойми ты, идиот! – Хорн уже почти висел на Антиллесе, - Если ты сейчас выскочишь под бластеры, его жертва будет напрасна! Пойми!
Ведж вдруг сразу как-то обмяк и уселся прямо на пол, закрыв лицо руками. Чувствовал он себя подонком.
Свет прожекторов во дворе ослепил Люка и он прищурился, а когда через мгновение зрение вернулось, увидел себя окружённым штурмовиками, а позади фигуру отца в чёрных доспехах. Он стоял неподвижно. Только черный плащ слегка шевелился под порывами ветра, как живой.
«Вот и все», - повторил про себя Люк. Штурмовик достал наручники, и он покорно протянул руки. Ему было всё равно. От неосторожного движения раненная рука отозвалась болью, но это было уже не важно. Отстранённо, как-будто это его не касалось, он услышал приказ отца:
В шаттл.
Люк последний раз оглянулся назад, в сторону дома, но за плечами штурмовиков ничего было не разглядеть.
Ну что он там так долго! Этот мальчишка всё делает для того, чтобы портить мне нервы. Прошло всего несколько минут со времени окончания разговора, а мне казалось, что прошли уже часы. Скоро он там? Возможно, следовало сначала всё же выпустить его друзей? А вдруг он передумал? Сила закручивалась вокруг меня тугими вихрями, готовая вырваться на свободу в любой момент, волнение мешало мне сосредоточиться и понять, что творится внутри дома, а мальчишка всё не появлялся. Я нетерпеливо расхаживал вдоль щитов укреплений и время от времени поглядывал на дверь подъезда. Наконец она распахнулась, и на площадку перед домом вышел, почти выбежал, как будто за ним гнались, мой сын.
Я, наконец, смог перевести дух. Штурмовики окружили мальчика, а я смотрел на него. Так... выглядит он не лучшим образом: грязный, оборванный, кажется, ещё более худой, чем я его видел в последний раз. И рука... Ладно, в шаттле посмотрю, что там у него. А ещё он какой-то чересчур спокойный. Поначалу я ожидал, что мальчишка начнет дёргаться, возмущаться, или ещё что-нибудь будет делать, такое же глупое, а мне придется применить Силу, и всё это на глазах у военных, но нет. Мальчик был спокоен, даже слишком. Он покорно позволил штурмовикам надеть наручники, равнодушно скользнул по мне взглядом и тут же отвёл глаза. На отца ему явно смотреть не хотелось...
В шаттл, - коротко приказал я и сам последовал за арестованным и конвоирами, размышляя по пути, что не нравится мне это спокойствие. Если бы мальчик вел себя вызывающе, задирался, возмущался... ну что-то в этом роде, это было бы понятно, но вот это равнодушие...
Полковник. – я остановился, кое о чём вспомнив, – В доме никого не осталось. Вы можете снять оцепление и уходить.
Если полковник и был удивлён, а он явно был удивлен, то привычка подчиняться взяла верх, он вытянулся и отрапортовал:
Есть! Разрешите возвращаться в часть? – и, спохватившись спросил, - Простите, Милорд, а корабль?
Я почувствовал, как ребенок напрягся, прислушиваясь. Значит, что-то его всё-таки волнует? Немного помедлив, я кивнул:
Возвращайтесь, корабль оставьте на поле. Пусть стоит. И представьте мне список всех отличившихся, и тех, кто участвовал в... операции из числа штатских, - не задерживаясь более, я пошёл к шаттлу. Впереди меня двигался конвой штурмовиков с арестованным.
========== Глава 9 ==========
Я отпустил конвой, когда мы достигли шаттла. Дальше ломать комедию не имело смысла. Если штурмовики и были несколько удивлены моим приказом, то не подали виду. Откозыряв, они отправились восвояси, и бронированная дверь закрылась. Ну, вот и все...
Мы взлетаем, - бросил я пилотам в переговорное устройство, снял шлем и посмотрел на своего пленника. Он по-прежнему спокойно стоял у входа, не проявляя интереса к окружающему. Конечно. Мы такие гордые и неприступные герои Альянса? Ну-ну. Я слегка коснулся Силы и наручники, освободив запястья, покорно скользнули мне в руку. И что теперь с ним делать? Чувства торжества я почему-то не испытывал. Скорее чувство усталости и тревоги. Он был ранен. Опять ранен. Это стало традицией, что он попадает ко мне раненный?
Проходи в кабинет, – и, так как сын растерянно огляделся, я показал пальцем, - Туда.
Сын с опаской, но с видимостью равнодушия, постарался пройти в указанном направлении как можно дальше от меня, хотя в тесном пространстве шаттла это было затруднительно. Чего он боится? Не понимаю.
Что у тебя с рукой?
Мальчик смутился и попытался убрать пострадавшую руку за спину.
Пустяки.
Вот и хорошо, что пустяки. Давай я посмотрю, – я старался говорить спокойно, но ребенок продолжал прятать руку за спиной. Я определенно не знал, как поступать в подобной ситуации.
Люк, - терпению, даже моему, может прийти конец, - Не будь ребенком. Я обработаю рану, а более серьезно ею займется мой врач. Давай сюда руку!
Последние слова прозвучали более резко, чем мне бы хотелось, мальчик сжал губы и протянул руку с видом мученика, идущего на казнь. Ну, хвала звездам! Наконец-то. Я усадил его в кресло. Даже через повязку рана выглядела плохо. Так и руку можно потерять. М-да... Индпакеты они конечно не захватили, когда покидали шаттл. За такое штурмовик получил бы по полной. Я придвинул аптечку и вытащил обезболивающее. Мальчик, изображающий полное равнодушие, а точнее, старательно внушающий себе, что ему все равно, напрягся. Мы еще и уколов боимся? Или только моих уколов? Однако руку не отдернул. Я сделал укол, и приступил к разматыванию грязной тряпки, использованной вместо бинтов. Обезболивающее уже подействовало, и сын сидел спокойно. Теперь избавиться от рукава. Обернувшись, я поискал глазами, чем бы разрезать ткань. На глаза попался набор с виброножом. Я потянулся к нему и вдруг почувствовал, как мальчик испуганно напрягся и затаил дыхание. Что опять? И чего он так распереживался? Не больно ведь уже. Или думает, что я лечу радикально, отрубая раненную конечность?
Люк, - я постарался сказать как можно мягче, - мне надо всего лишь разрезать рукав. Иначе перевязать не получится.
Сын ничего не ответил, только отвернулся и стал смотреть куда-то в угол, мучительно покраснев. Видимо смирился с неизбежным, догадался я. Почему-то мысль, что сын мне не доверяет, была неприятна.
Ожог был сильный. И лекарства никакого. Как он вообще терпел? Воспаление уже началось. Его явно лихорадило. В свое время я много таких перевидал, да и перевязки делать случалось, но что-то дрогнуло во мне, когда я занимался с сыном. «Когда обезболивающее будет отходить, ему придется несладко,- мелькнула мысль, – проконтролировать бы».