Случайные имена
Шрифт:
— Чем же? — поинтересовался я, и тут она вывалила на меня кучу всякой занимательной ерунды, главным в которой было то, что именно мое писательство и заставляет идти по этому ложному пути.
— Смешно, — констатировал я, почтительно дослушав до конца вышеупомянутый бред.
— Нет, — парировала она, обосновав это тем, что нельзя самому бросать вызов Богу и творить несуществующие миры.
— Бред! — повторил я.
— Ты не прав, — сказала Сюзанна и заплакала.
Я был изумлен, я почувствовал, насколько далеки стали мы с ней друг от друга, гораздо дальше, чем в тот первый, пресловутый сентябрьский вечер, когда я еще не мог и представить, насколько
Бред, какой же все это бред, говорил я Сюзанне, но она то плакала, то смеялась, а потом заявила, что не исключает и той возможности, что наша с ней жизнь есть не что иное, как параллельное исследование двух путей, из тьмы к свету и от света во тьму. Последнее, естественно, относилось ко мне, и тогда–то я впервые и поинтересовался, не увидит ли она ничего странного в том, что я когда–нибудь продам душу дьяволу?
— О нет, — ответила она, вытерев слезы, — странного в этом я ничего не увижу, но пока об этом рано говорить.
— Когда же? — поинтересовался я.
— Через несколько лет.
И вот эти несколько лет прошли, и в ту ночь, когда телефонный провод принес мне известие о том, что за роман «Градус желания» (можно не продолжать, все и так известно)… и Сюзанна спросила меня, что я буду делать, если не получу Хугера, то я ответил теми словами, которые она когда–то уже спровоцировала во мне.
— Серьезно? — спросила Сюзанна (развернем уже прозвучавшую тему).
— Серьезно.
— Хочешь пари?
— А какое?
— Если ты этого не сделаешь, то бросишь писать.
— А если сделаю?
— Если сделаешь, то я пойду за тобой, куда бы это ни привело.
— А ты не боишься?
Сюзанна улыбнулась:
— Хочешь залог?
— Какой? — спросил я.
— Узнаешь. Потерпи до утра.
6
Мы молчали до конца завтрака, а потом я не выдержал и спросил ее:
— Интересно, что ты придумала на этот раз?
— Ничего особенного. Я просто хочу сама помочь тебе завести параллельный роман.
— Но зачем тебе это надо, да и потом — почему ты сама хочешь выбрать мне объект?
— Подходящее словечко — объект, — заметила Сюзанна.
— Ты не ответила на вопрос…
— А я и не собираясь отвечать, я просто предлагаю тебе пари, а так как я абсолютно уверена в выигрыше, то предлагаю и залог, ведь он все равно мало что значит в сравнении с выигрышем.
— Дурь собачья, — сказал я, — ты хоть меня спроси, нужен ли он мне?
— А это не играет никакой роли. Просто мне хочется, чтобы залог был именно таким, но с одним условием — я сама хочу помочь тебе сделать это.
— Что — это? — не унимался я.
— Завести роман.
На этой фразе наш диалог замкнулся, и я понял, что мне не то что не переубедить Сюзанну, мне даже не стоит пытаться это сделать, ведь если уж что она вбила в голову, то будет стоять до конца, впрочем, при всей лестности предложения мне совсем не хотелось его принимать, ведь я знал и подоплеку такого поворота событий: это означало бы еще большее погружение Сюзанны в невнятный мир ее переживаний и того, что она называла словом «искупление».
Можно,
Так не стоит ли тогда принять и залог (или непременное условие, такая формулировка тоже возможна). Принять хотя бы ради того, чтобы попытаться выяснить, чем закончится этот странный сюжет, столь внезапно возникший в моей жизни и оказавшийся более изысканным и напряженным, чем сюжеты моих собственных, вот только не пережитых, а написанных романов?
(Тут вновь стоит вернуться к «Градусу желания» и пересказать одну из сцен, хотя бы ту, где главная героиня, уже упоминавшаяся К., долго идет по ночной Венеции, думая лишь об одном — где ей взять револьвер, чтобы убить — естественно — героя, но заниматься пересказом я не буду.)
И даже то, что Сюзанна сама решила подобрать мне «объект» (закавычим это дурное определение), вполне поддается объяснению: таким образом и она включается в интригу, а значит, несет за нее ответственность, то есть является и участницей, и создателем одновременно. Непонятно лишь то, каким образом она собирается создать романное пространство, и не в том дело, что у нее нет подруг — нет близких, но хорошие знакомые есть, вот только знакомые эти (чего Сюзанна не может не понимать) не способны заинтересовать меня в предложенном качестве, а значит, завязка романа малореальна. Но оказалось, что я ошибался, ведь все было предрешено.
Через несколько дней (опять же — было утро, и мы только что уселись завтракать) Сюзанна объявила мне, что у нее есть небольшой сюрприз.
— Какой же? — поинтересовался я.
— Я предлагаю тебе поехать на недельку в лес.
— А почему не к морю?
— Ну, море — это слишком серьезно…
— Это что? — въедливо спросил я. — Первый акт новой драмы?
— Если бы драмы, — засмеялась Сюзанна, — но, в общем, считай, что так.
— Поехали, — кивнул я, — а кто там нас будет ждать?
— Увидишь, — вновь засмеялась Сюзанна, и я согласился с тем, что — скорее всего — действительно увижу.
(Перечитав написанное, я пришел к выводу, что главное обвинение, которое могу услышать, будет касаться психологической недостоверности происходящего. Попытаюсь возразить. Собственно психологическая достоверность не является той панацеей, что делает изображаемое жизнеподобным. Да и вообще — что есть жизнеподобность и так ли она необходима? Тут можно прибегнуть к одному трюизму, гласящему, что жизнь намного богаче любого выдуманного сюжета. Но ведь мой последний сюжет как раз невыдуман, что же касается достоверности поступков жены, то чего в них странного? Я уже говорил, что Сюзанна — женщина необычная, и наша с ней жизнь никогда — с самого, между прочим, первого любовного объятия — не проходила по банальному сценарию. Отсюда я и делаю вывод, что предложение ее — как это ни смешно — психологически обоснованно и реально, а все остальное (хотя бы та цепь размышлений, которая привела ее к этому предложению) меня не интересует, ведь собственно интерес могут представлять лишь сама интрига, само действо, то есть то, что случается и еще должно случиться (произойти, если кому–то хочется большей глагольной определенности), а не подоплека, так что лучше сразу же перейти к дальнейшему изложению событий.)