Слуга Дракона
Шрифт:
Юноша чувствовал, как горит его кожа. Он старался вырваться из тройной удавки, попутно соображая, не означает ли это жжение, что прикосновения Лесных Людей ядовито. Не очень своевременно, но, раз возникнув, эта мысль не покидала его.
Его кожа действительно горела. Языки монстров, сомкнувшиеся на Кэшеле, сморщились и пожухли, как слизняки на раскаленном камне. С нескольких сторон раздались крики ужаса. Велла замер с выпученными глазами, будто лягушка на острие багра. Кожа его почернела, спина выгнулась дугой: видно, мышцы спины
Затем жар спал. Кэшел ощущал дрожь и головокружение. Он обнаружил, что сидит на полу: наверное, упал во время схватки с Лесными Людьми. Юноша начал было подниматься, но затем передумал и занялся прилипшими языками чудовищ. Он отряхивал их с себя, как мы очищаемся от паутины, налипшей после прогулки в вечернем лесу.
Плоть Лесных Людей выглядела почерневшей и сморщенной; иногда она рвалась от резких движений Кэшела. После нее на коже оставались грязные пятна, и юноше захотелось как можно скорее вымыться.
Элфин продолжал стоять у стены с непонятным выражением лица. Он так и не сдвинулся с места во время всей этой вакханалии. Пальцы юноши покоились на струнах лиры, но он не делал попытки петь или играть.
– Благодарю тебя, Криас, – сказал Кэшел. Вернее, прокаркал: должно быть, он сорвал голос во время драки.
– Ну что ж, неплохо, неплохо, – пропищал демон. – И вполне своевременно, я бы сказал. Не то чтоб меня сильно волновало, кому на обед ты попадешь, простофиля… Но вот служить до конца вечности королю Велле мне бы очень не хотелось.
Кэшел чувствовал в коже жжение и покалывание, как после солнечного ожога. Он взглянул на свое предплечье и обнаружил, что мельчайшие волоски на коже начисто исчезли, будто он слишком близко поднес руку к огню. Прикоснувшись ко лбу, убедился, что с бровями положение не лучше.
Повсюду валялись сморщенные тела мертвых подданных Лесного Короля. Самого его можно было опознать по алому килту. Почерневшая плоть на глазах облезала с костей. Надо сказать, в таком виде они куда меньше походили на людей, чем при жизни.
Кэшел разыскал свой посох в углу, у стены. Подняв его, юноша сжал в руке гладкую орешину, успокаиваясь от привычного прикосновения. Он чувствовал…
По правде, Лесные Люди заслужили то, что получили, но Кэшел никому бы такого не пожелал. Так или иначе, все было позади, и юноша не собирался хныкать и жаловаться. Главное, он остался жив и мог продолжать свой неблизкий путь к Шарине.
Свет в помещении постепенно гаснул. Стены еще сохраняли свой цвет, но больше напоминали угли, изо всех сил тлеющие, перед тем как окончательно погаснуть.
– Не хотелось бы вторгаться в твои философские размышления, господин, – снова раздался голос Криаса, – но, может, ты не заметил: Лесной Король умер. Не мое дело тебя отговаривать, если уж ты выбрал себе именно такую кончину. Но на тот случай, если ты еще окончательно не решил похоронить себя под рухнувшим дубом…
– О, – спешно спохватился юноша, –
Держа перед собой посох, он сделал несколько поворотов влево, затем вправо – чтобы восстановить плечевые мышцы. Не так уж много ему пришлось драться. Скорее это напоминало попытку плыть сквозь ледяную толщу, которая со всех сторон сдавила тело. Но уж в этой попытке Кэшел выложился весь!
Дерево над его головой стонало, будто в бурю. Долго оно не продержится… Кэшел понимал, что и так – благодаря колдовству – оно простояло больше, чем полагалось.
Он направился ко входу и обнаружил, что отверстие стало больше: гнилая древесина обсыпалась по краям. Так бывает, когда дерево разрушается от старости: ветер обламывает одну за другой ветки, пока не обнажится полая сердцевина.
Элфин по-прежнему стоял без движения – так что казался темным пятном на сырой древесине.
– Ты идешь? – спросил Кэшел.
В ответ – молчание, только вздох струн.
– Ну как хочешь! – пожал плечами Кэшел и побрел прочь. Он ощущал слабость и злость. Красный закат снаружи показался ему зловещим и отнюдь не успокоил душу.
Гаррик ступил на крышу Алэ. Даже при том, что ветер яростно дул ему в лицо, легким не хватало воздуха. Было такое ощущение, будто все тело облепила тонкая, невидимая паутина.
Неподалеку от края крыши стоял обращенный на запад, лицом к бесплодной пустыне, огромный сапфировый трон. Его явно делали для великана, но сейчас на троне сидел обычный, невысокий человек.
Больше на крыше ничего не было – только ветер, трон и человек на нем. Гаррик помог Теноктрис преодолеть последнюю ступеньку. Ветер рвал на нем тунику, меч дребезжал в своих ножнах.
– Думаю, он там, – проговорил вполголоса юноша, кивком указывая на трон. – Во всяком случае, кто-то там сидит.
Старая волшебница улыбнулась, но говорить не стала – берегла дыхание. Поддерживаемая с двух сторон своими молодыми друзьями, она засеменила к трону.
Вблизи он выглядел еще громаднее, под стать всему остальному: плоской огромной крыше, безграничному, терявшемуся вдали горизонту, а над всем этим – бездонному небу с яркими, немигающими звездами.
– Лорд Альман, – обратилась Теноктрис неожиданно твердым голосом. Отсюда, от подножия трона, они могли видеть над сверкающим подлокотником лишь голову сидящего мужчины. – Мы пришли из времени, которое для вас является отдаленным будущим… чтобы просить вашей помощи в борьбе с хаосом.
Несколько мгновений ничего не происходило. Затем медленно – с той же скоростью, с какой наступает зимний рассвет, – человек развернулся на своем сиденье, чтобы взглянуть на них… Оперся на подлокотник.
– Наверное, я сплю? – произнес он слабым, надтреснутым голосом – долгое молчание и сухой воздух подточили его голосовые связки.