Слуга Империи
Шрифт:
– Ты за это ответишь, - сказала она. Несмотря на ее ровный тон и непринужденную позу, Кевин понял, что Мара пришла в ярость. Теребя пальцами тонкую ткань рукавов, она продолжала: - Я не прожила на свете столько лет, сколько Кейок командовал нашей армией. Он побывал в таких переделках, о которых страшно даже подумать. Однажды ему пришлось уйти с поля боя и оставить своего господина на верную гибель - надеюсь, даже ты понимаешь, что этот приказ поразил его в самое сердце, - чтобы забрать меня из монастыря Лашимы и тем самым спасти род Акома от уничтожения. Если мы сохранили свой священный натами, то в этом заслуга
– допустить хотя бы намек на его малодушие?
– Могу ответить, раз ты спросила, - сказал Кевин.
– У меня язык без костей, и случается, я забываю его придержать.
– Тут он улыбнулся с внезапной искренностью, которая всегда обезоруживала Мару.
Властительница вздохнула:
– У тебя просто зуд - соваться туда, где ты ничего не смыслишь. Если Кейок хочет умереть смертью воина, это его право. Наше дело - скрасить его последние часы.
Улыбка исчезла с лица Кевина.
– Вот с этим-то я и не могу смириться: ваши обычаи ни в грош не ставят человеческую жизнь. Кейок - непревзойденный тактик. Его главное достоинство - светлая голова, а не рука, заносящая меч. Вы же уходите в сторону, присылая к нему стихоплетов и музыкантов! Как можно равнодушно ждать, пока он унесет с собой в могилу секреты военного дела, которые позарез нужны вашей армии...
– Что ты предлагаешь?
– не дав ему договорить, процедила Мара сквозь побелевшие губы.
От ее колючего взгляда Кевину сделалось не по себе, однако он продолжил:
– Было бы разумно назначить Кейока советником. Если подходящей должности сейчас нет, что стоит ее создать? И уж конечно, надо без промедления созвать лучших лекарей. Он тяжело ранен в живот, но человеческая природа везде одинакова - и у вас, и у нас: люди до последней минуты хотят быть полезными.
– Подумать только, о каких материях рассуждает мой камердинер!
– ядовито заметила Мара.
Мидкемиец окаменел и умолк. Их глаза встретились; Кевин явно хотел продолжить свою мысль. Мара пыталась догадаться, что у него на уме, и даже не заметила приближения слуги-скорохода.
– Госпожа, - поклонился юноша, - Накойя просит тебя срочно прийти в Тронный зал. К тебе пожаловал имперский посланник.
Лицо Мары, пылавшее гневным румянцем, побледнело.
– Немедленно разыщи Люджана и пришли его ко мне, - приказала она скороходу.
Словно забыв о существовании Кевина, властительница стремительно развернулась и заспешила по коридору, не заботясь о соблюдении приличествующей степенности. Скорохода словно ветром сдуло.
Кевину ничего не оставалось, как последовать за ней.
– Что случилось?
– Он без труда настиг свою миниатюрную хозяйку и снова обратился к ней с вопросом: - Кто такой имперский посланник?
– Тот, кто приносит дурные вести, - на ходу бросила Мара.
– Если сразу после нападения Минванаби нам доставлено послание от Императора, Имперского Стратега или Высшего Совета, значит, в Игре сделан решительный ход.
В Тронном зале дольше, чем где бы то ни было, сохранялась влажная утренняя прохлада. Кевин успел заметить Накойю, которая уже ожидала на возвышении, и услышал, как под гулкими сводами отдаются эхом чеканные шаги Люджана. Однако не это привлекло внимание мидкемийца: впереди, в полумраке, он заметил тусклый блеск золота - неожиданное
Имперский посланник восседал на богато расшитой подушке, всей своей позой выражая значительность. Это был молодой, атлетически сложенный человек в торжественном белом облачении. Сандалии с плетеными ремешками плотно облегали его запыленные ноги, красивое лицо блестело от пота. Черные волосы длиною до плеч были собраны в пучок и стянуты полосатой лентой, белой с золотом. Металлическая золотая нить, вплетенная в ткань, свидетельствовала о близости к императору.
При появлении Мары посетитель встал и поклонился. В его жестах сквозила надменность. Пусть он был всего лишь слугой, а перед ним стояла госпожа, но слово его хозяина всегда оставалось непреложным законом для всех властителей. Бело-золотая лента делала посланника неуязвимым на всей протяженности Империи: он мог появиться на поле брани в разгар жаркой битвы, и ни один солдат не посмел бы преградить ему путь. Опустившись на одно колено, посланник протянул Маре внушительный свиток с золотым обрезом, перетянутый золотыми лентами и скрепленный печатью.
Тонкие руки властительницы сорвали печать и развернули, пергамент. Пока она читала послание, Люджан занял место, где прежде стоял Кейок, а Накойя делала над собой видимые усилия, чтобы не заглядывать в свиток через плечо госпожи.
С высоты своего роста Кевин заметил, что послание содержит всего пару строк. Но почему-то Мара вникала в его суть слишком долго. Наконец она подняла глаза и заговорила с посланником:
– Благодарю. Мои слуги проводят тебя в покои, где ты сможешь подкрепиться и отдохнуть, пока я буду диктовать ответ.
Имперский посланник с достоинством удалился, стуча металлическими подковками сандалий. Стоило ему скрыться за дверью, как Мара без сил опустилась на первую попавшуюся подушку.
– Это происки Тасайо, - едва слышно произнесла она.
Накойя молча взяла у нее из рук свиток и пробежала глазами написанное.
– Сущий дьявол!
– гневно воскликнула она.
– Госпожа, услада взора, скажи, что понадобилось от нас императору?
– спросил Люджан.
Вместо Мары ответила Накойя:
– Нам предписано оказать военную помощь правителю Ксакатекасу, который сражается с кочевниками в Дустари. Нашей госпоже ведено явиться туда собственной персоной во главе четырех рот воинов. Отправление - через два месяца.
Люджан остолбенел.
– Да нам и трех рот не собрать, - сказал он, опомнившись.
– Придется идти на поклон к чо-джайнам.
– Он со значением перевел взгляд на Кевина.
– А ты, разрази тебя гром, оказался прав. Кейоку сейчас никак нельзя умирать - опытные офицеры у нас наперечет.
– Десио на это и рассчитывает, - обернулась к ним Мара.
– Люджан, назначаю тебя военачальником. Захвати с собой Кевина и отправляйся к Кейоку. Передай, что я хочу сделать его военным советником, но только не против его воли.
– Тут ее голос едва заметно дрогнул от воспоминаний, а может, от сдерживаемых слез.
– Он будет думать, что солдаты станут насмешничать над безногим офицером, но я позабочусь, чтобы его имя произносилось только с уважением. Напомните ему, что и Папевайо некогда с гордостью носил черную повязку - метку позора.