Слуга Люцифера
Шрифт:
Ваноцца поклонилась:
– Я знала, что наш разговор закончиться ни чем. Вот, Ваше Преосвященство, прочтите.
Она протянула Борджиа свиток, перевязанный шнурком.
– Что это?
– Пророчество монаха Савонаролы [40] . Прощайте, Ваше Преосвященство, я записала его по памяти.
Ваноцца удалилась. Родриго посмотрел на свиток, раздумывая разворачивать его или нет.
– Что ж, пожалуй прочту…
Кардинал снял шнурок, развернул свиток, перед ним предстали строки:
40
Джироламо
«Римляне! Смотрите на небеса: они почернели, как запёкшаяся кровь. Бросайте свои дома, бегите из Рима – будет град из огня, серы и раскалённых камней. Fuge, o Sion, quae habitas apud filiam Babylonis [41] .
О, Италия, придут казни за казнями! Тибр обагриться кровью невинных жертв, его воды выйдут из берегов оттого, что трупы наводнят его русло.
О, Флоренция! О, Рим! О, Италия! Прошло время песен и праздников. Близятся чёрные времена, и все мы будем в когтях сатаны! Дочь будет жить с отцом, мать с сыном, сестра с братом! Чистота и невинность станут постыдными, и поглотит нас разврат, ложь, жажда крови и стремление к золоту!
41
Спасайся, О Сион, обитающий у дочери Вавилона (лат.)
И имя сатаны – Борджиа, совратившего свою невинную дочь».
Родриго оторвался от свитка, руки тряслись, глаза застелила красная пелена – он был в бешенстве.
– Карло! Карло! – неистово возопил кардинал.
В покои вошёл мужчина в чёрной сутане:
– Да, Ваше Преосвященство!
– Я хочу, чтобы ты пошёл на площади города и послушал этого лжепророка Савонаролу! Я жду тебя с докладом!
Карло удалился. Он вышел из палаццо Санта-Мария-ин-Портико и растворился на улицах Рима в толпе.
Карло увидел, как толпа людей устремилась в храм Мария дель-Фиоре. Когда он вошёл в храм, последние звуки органа замерли под сводами. Толпа наполняла небольшое помещение Мария дель-Фиоре душной теплотой, казалось, что на улице жаркое лето, не февральский холод.
Карло огляделся: вокруг него тесно стояли мужчины, женщины и дети, по большей части ремесленники, торговцы и купцы. Скудное февральское солнце с трудом пробивалось через цветные витражи окон и отблесками ложилось на серый камень сводчатых потолков. Над алтарём в полумраке горели свечи.
Карло стоял в толпе, прислушиваясь к тихим разговорам соседей.
– Когда же он начнёт говорить?
– Одному Богу известно…
– Надо было приходить раньше, смотри, как далеко теперь стоим от кафедры, – укоряла жена мужа, по виду ремесленника.
– А правда ли говорят, что на лике Пресвятой Девы Марии, что в монастыре Дэй-Серви, выступил кровавый пот?
– Правда…
– Я слышала, что у Мадонны на мосту Рубаконе слёзы струятся каждую ночь.
– О, Господи, спаси нас, грешных! Не к добру всё это…
Неожиданно в толпе кто-то упал: оказалась стиснутая толпой старушка от нехватки воздуха. Женщины пытались привести её в чувство.
Мужчины страдали от духоты не менее упавшей старушки, утирая выступавший пот с лица. Пробежал едва слышный шелест голосов:
– Идёт, идёт… Вон он…
На кафедру медленно взошёл человек в белой доминиканской рясе с перелиной, подпоясанной верёвкой. Он скинул куколь с головы, обнажив жёлтое исхудалое лицо, глаза его горели неистовым огнём.
Неожиданно Савонарола разразился пронзительным криком:
– Се аз низведу воды на землю!!!
Толпа замерла, всем почудилось движение воды под ногами.
Доминиканец продолжал:
– И он пришёл! Сатана среди нас! Он прикрывается кардинальской сутаной: совращает дочерей, жён наших, покупает своим приспешникам церковные должности. Скоро конклав кардиналов превратиться в змеиное гнездо!
Карло внимательно прислушивался, но улавливал лишь обрывки фраз – слишком далеко он стоял.
– Нас ждут испытания, войны, развязанные им, дабы обогатить свою мошну и удовлетворить свою похоть. Вижу множество мёртвых: женщины, дети, старики – все убиты или умерли от чумы! Мы – в когтях сатаны! Auferte malum ex vobis! [42]
42
Исторгните зло из среды вашей (лат.)
Карло попытался покинуть храм, но безуспешно, мужчины плотно зажали его своими плечами, да так, что едва можно было пошевелиться.
Женщины зарыдали под впечатлением пророчества доминиканца, некоторые молили:
– Misecordia [43] !!!
Ваноцца спала, накрывшись тёплым меховым одеялом. Холодный февральский порывистый ветер врывался через щели закрытых ставен и плотные шерстяные портьеры. Ей было холодно даже во сне, она ощущала озноб.
43
Милосердие (итал.)
Женщине снился сон, будто незнакомец, оставивший отметину на её груди, лежал на ней обнажённый… Она чувствовала его плоть как на яву, неожиданно для себя, она обняла его:
– Ещё, мне приятно, вот так… – стонала она от удовольствия.
Ваноцца открыла глаза: на ней лежал тот самый искуситель.
– Стони, стони… – проговорил он. – У тебя отлично получается.
Женщина испугалась, всё происходящее не сон: вот рядом на постели лежит муж, ветер колышет портьеры.
Она попыталась скинуть с себя мужчину, но безуспешно, он словно слился с ней в единое целое и продолжал движение.
– Ты хотела этого, не так ли? Твой юрист слишком слаб, чтобы удовлетворить тебя, – шёпотом произнёс он.
Ваноцци обезумела от страха: столько лет прошло, она начала забывать своего искусителя, словно страшный сон. Но вот он – на ней!
Она попыталась закричать, но язык не слушался её: она не смогла вымолвить ни слова.
– Напрасно ты пытаешься звать на помощь, тебя никто не услышит: все спят непробудным сном. Я пришёл напомнить тебе о нашем договоре! И если ты ещё раз вмешаешься, то расплата будет жестокой! Кто просил тебя идти к Борджиа? Ты кем себя возомнила? Спасительницей?