Слуги зла
Шрифт:
— Мой брат, — сказала Эльза, продолжая совершенно солнечно улыбаться, — почему-то эльфов терпеть не может. Ты его прости, пожалуйста. Ты знаешь, — добавила она, грустнея, — он ведь вообразил, что Бенку из-за эльфов убили — все перепутал. Говорят, болезнь такая есть — когда человек Добро от Зла отличить не умеет…
— Ну и дура, блин! — выдохнул Элиас безнадежно. — Вот говорю-говорю — а никто ни пса не понимает!
Я хлопнул его по спине, как хлопнул бы Задиру, желая его утешить. Меня поражало, что на людей эти простые орочьи жесты действуют совершенно так же, как на аршей — эльфы никогда не прикасались друг к другу без чрезвычайной нужды. Глаза Элиаса немного ожили, он без слов понял, что я придерживаюсь его точки зрения; Эльза огорченно вздохнула:
— Грубиян мой братец, да? Вот знаешь, рыцарь, в городе ведь почти все такие, даже благородные. Только и могут, что рычать друг на друга… Я же знаю, в Пуще мужчины совсем другие. Вот ты говоришь так любезно, так… ну, в общем, эльфы — они чистые.
— Ну да, — встрял Элиас. — А люди — грязные, блин!
— Элиас, — сказал я, — дело не в этом. Эльза, видишь ли, иногда наружный вид очень не соответствует сути вещей. К примеру, Элиас кажется грубым и глупым, но он, честное слово, не глуп и не так груб, как ты думаешь, просто он не умеет красиво выражать красивые чувства — этому надо учиться. А иногда наружность точно соответствует сути, но это соответствие как бы не додумывается до конца. Как эльфы…
— Они умеют все делать красиво, — перебила меня Эльза. — И они чистые, а мне так хочется чистого, вы бы знали! Драишь все кругом, драишь — а все равно грязно, даже слова…
— Видишь? — вопросил Элиас. — Вот она как понимает!
— С Эльзой трудно спорить, — сказал я. — Я сам чувствую почти то же самое. Элиас, ты ведь тоже видишь, что эльфы чистые и прекрасные, только дело не в этом. Снег — это, наверное, самая чистая вещь на свете, правда? Поздней осенью мир — сплошная грязь, слякоть, хмурь, а когда выпадает первый снег, все становится светлым, чистым и прекрасным, верно ведь? Сплошная сияющая белизна, хрустальный эдем, совершенство. Никакой грязи, никаких гнилых листьев, никакой мерзости… Только одно крохотное обстоятельство: ничего не вырастет, пока снег не растает. Никакие цветы на снегу не цветут, а в ледниках, где снег лежит вечно, цветы не цветут никогда. Снег чист, светел, прекрасен — но холоден. Смертельно.
Они выслушали меня пораженно; Элиас кивал в такт словам и вдруг улыбнулся, почти как его сестра:
— Во-во! Дэни, блин, вот тут ты в точку попал! Я сам так всегда понимал, только сказать не мог!
А Эльза печально покачала головой:
— Тебя зовут Дэни? По-моему, это слишком жестоко. Ты ведь сам эльф — я не верю, что ты такой смертельно холодный, как говоришь.
Я начал было объяснять, в чем дело, но тут во дворе, радостно повизгивая, взлаял Охламон и грохнула калитка. Возвращался подгулявший кузнец. Из комнаты было отлично слышно, как он со второй попытки поднялся на крыльцо, пнул пустое ведро, обратился к валарам и проклял Тьму, а потом грохнул дверью.
Элиас взглянул на меня устало:
— Слушай, Дэни, забери ее отсюда… ну хоть в сад. Я его утихомирю пока.
Я кивнул. Элиас выскочил в сени, откуда слышались проклятия и грохот, а Эльза с готовностью проводила меня через другую дверь и веранду в маленький садик на заднем дворе.
Здесь было чудесно свежо, почти тихо — и луна уже сияла, как фонарь эльфов. В ее голубоватом свете я отлично видел лицо Эльзы: волосы девушки шелково блестели, глаза светились, отражая лунные блики.
— Я тебе нравлюсь? — спросила она, не опустив ресниц.
— Нравишься, — сказал я. — Разве прямые вопросы больше не доводят до беды?
Эльза грустно улыбнулась:
— Доводят. Если с людьми. Но ты — совсем не такой, я чувствую. Ты же меня не обидишь?
— Да чтоб мне сгореть! — вспомнил я давнюю-давнюю детскую присказку, и Эльза рассмеялась:
— Вот видишь… Послушай, Дэни, не говори больше, что ты не эльф, пожалуйста. Я же все вижу. Просто ты самый светлый из всех. Эльфы такие высокомерные, они с человеческими девушками не говорят, а ты говоришь, потому что ты добрее других…
Я глубоко вдохнул; это обычно помогало мне справиться с отчаянием:
— Эльза, я разговариваю с тобой только — и исключительно — потому, что я человек. Любой эльфийский рыцарь может думать только об одной женщине — о королеве Маб. О Вечной Государыне. Попробуй это понять.
Эльза задумалась. Свет луны мягко обливал ее, ее кожа казалась бархатистой, как лепесток эланора, а ресницы бросали на щеки длинные тени. Момент казался мне мучительно прекрасным; уже догадываясь, что ничего не смогу объяснить, я еще на что-то надеялся.
— Королева Маб — из всех женщин самая счастливая, — проговорила Эльза мечтательно. — Живет в Пуще, в самом красивом месте на свете, никогда не старится, всегда молоденькая… Всю работу там делают чарами, всегда все есть, а главное — всегда весело. У нас-то все время крутишься-крутишься, то одно, то другое — никогда нет времени повеселиться, только если вечеринка в воскресенье… и думаешь, хоть бы уж она подольше не кончалась! А королева Маб может целыми неделями веселиться, да что неделями — годами! Выбрать самое-самое замечательное — да и сделать, чтобы так было всегда!
Я попытался улыбнуться:
— Эльза, а ведь это входит в привычку… ты много видела смеющихся эльфов?
Эльза пожала плечами:
— Над чем им смеяться в городе? Грязища да невежество — тоже мне развлечения!
— Ты забываешь о важных вещах, — попытался я еще разок. — У королевы Маб никогда не бывает детей. Тебя еще полюбят сильнее, чем королеву Маб… и более человечно…
Ее личико вдруг стало отчужденным, почти враждебным.
— Ну да, — сказала она, вдруг повзрослев на двести лет. — Очень мне надо! Какой-нибудь олух, вроде моего братца, муженек будущий, его родня, работы целый воз… потом еще дети пойдут!
— Ведь это прекрасно…
— Очень! Целыми днями стоять у корыта, пеленки стирать, а ночами нянчиться с маленьким? Пока любимый муженек в трактире сидит? А потом состариться, сморщиться, зубы потерять — и все?! Страсть, как весело! А когда жить-то? Нет уж. Я еще не знаю, как, но жить мне хочется лучше. И чище. Я еще придумаю способ.
В этот момент я поймал себя на мысли, что впервые в жизни истово, как любой из аршей, ненавижу королеву Маб. Всеми силами души, всей доступной мне силой страсти. Безумная Эльза, вероятно, так ненавидела ее за своего потерянного друга — я вдруг возненавидел Государыню за Безумную Эльзу и за ее юную тезку, которую я потерял так же безвозвратно.