Слушайте песню перьев
Шрифт:
Воины, слушавшие слова Высокого Орла, одобрительно зашумели. Глаза колдуна сверкнули недобрым огнем.
Леоо-карко-оно-маа поднял руку, призывая к молчанию.
— Я разговаривал с Та-ва несколько раз. У нее сердце и мысли свободного человека. Она просила меня и Совет старейшин, чтобы ей разрешили остаться в племени. Совет старейшин ответил «да».
Высокий Орел повернулся к старикам, сидевшим в багровом круге огня:
— Разве лживы мои слова?
— Нет, — склонили головы старики.
— Разве Совет старейшин меняет когда-нибудь свое слово?
— Нет!
— Ее
Он обратил лицо свое к колдуну, стоящему против него:
— Горькая Ягода, ты не задал последнего вопроса, который полагается задать по обычаю. Говори.
Колдун помедлил несколько мгновений, потом сделал шаг к Станиславе и протянул вперед обе руки.
— Та-ва, — сказал он. — Хочешь ли ты быть женой человека по имени Леоо-карко-оно-маа?
— Да, — ответила Станислава.
Ладонь, придерживающая ее локоть, сжалась.
— Высокий Орел, хочешь ли ты быть мужем этой женщины по имени Та-ва?
— Да.
— Ты можешь ввести ее в свою типи, Высокий Орел. Отныне и навсегда!
Станиславе показалось, что в голосе колдуна прозвучала скрытая угроза.
Конец обряда она помнила смутно. Она не видела свадебного танца Горькой Ягоды, голоса воинов и женщин слились в неясный гул, от нервного напряжения кружилась голова, шелестели перья в праздничном уборе мужа. Он нес ее на руках через волны цветного тумана, крепко прижав к груди. Покачивались темные вершины лиственниц. Звезды голубыми искрами сыпались с неба. И сердце рвало грудь частыми лихорадочными ударами.
В типи Высокий Орел посадил ее на возвышение, сложенное из шкур оленя-вапити. Снял с шеста сумку, блестевшую бисерной вышивкой, достал четыре широких браслета, кованных из тяжелого самородного золота.
— Это браслеты моей матери. Дай твои руки, Та-ва. Смотри. На желтом железе вырезаны знаки рода Совы и Великого Отца — Солнца. Теперь ты тоже принадлежишь роду Совы. И Солнце будет освещать наш путь. Я буду идти рядом с тобой всегда. Я всегда буду верен тебе. Один очаг будет согревать нас и одна шкура укроет в холодные ночи.
Прохладный металл охватил запястья Станиславы.
— Я тоже всегда буду верна тебе, Высокий Орел — сказала она.
Снова веет северный ветер над Длинным озером. Несет в струях своих над неокрепшим льдом твердые колкие снежинки. Опять укорачивается небесная тропа Солнца. Серые медведи ушли спать в пещеры высоко в горы. Затихли в чаще мускусные крысы и бобры на ручьях. Они заготовили себе хорошие запасы на долгую зиму. Только они уже заснули и будут спать до весны, а люди будут охотиться все холодные месяцы, ибо лишний кусок мяса никогда не занимает мною места в типи. Длинен был в этом году Месяц Ягод, который белые называют «индейским летом» Щедрыми были земли и реки. И во многих типи молодые женщины пели песни любви…
ДВА ВЫСТРЕЛА
От Буско-Здруя до Сташува кроме железной тянется еще грунтовая дорога — напрямик. Она прорезает лес, перебегает небольшие болотца, карабкается на холмы и наконец упирается в Сташув.
В основном ею пользуются крестьяне хуторов, редко разбросанных в этом дремучем краю. В последнее время по ней больше ездят швабы. На зеленых армейских фурах они везут добро, награбленное в Сандомире и малых окрестных деревнях.
Есть место, где дорога скатывается с косогора в неглубокую лощину, затянутую орешником и ольхой. Рубленый бревенчатый мост длиною в десяток шагов перекрывает здесь ручей с медленной темной водой. Заросли ольхи на его берегах в некоторых местах так густы, что пробраться через них можно либо ползком, либо с хорошим топором в руках. Выше по косогору они редеют, среди них появляются сосны и вязы.
Здесь, на краю орешников, Ленька решил сделать засаду.
Разведчики выбрали место, с которого хорошо, в обе стороны, просматривались дорога и мост. Партизаны замаскировались в кустах. Затаились.
Ленька предупредил: патроны беречь, работать одиночными выстрелами и только в крайнем случае короткими очередями.
У обозов обычно не было большой охраны. Но и тех солдат, которые сопровождают фуры, надо постараться ликвидировать сразу. Стычка должна быть как можно короче. В этом успех операции. Ввязываться в длительный бой с малыми силами, которыми располагал отряд, не имело смысла.
Станислав лежал в орешнике рядом с Яном Косовским. Переговаривались вполголоса.
Позднее осеннее солнце уже перешло за полдень, а дорога продолжала оставаться такой же пустынной, какой была утром.
— Что за черт, — возмущался Януш Големба. — Вчера здесь прошло три обоза, а сегодня — будто война кончилась. Куда они провалились?
Решили послать в сторону Сандомира разведчика.
Время тянулось невыносимо.
Наконец разведчик вернулся. Он бежал во весь дух по обочине дороги, размахивая руками, и что-то кричал.
Вот он ближе, ближе… Уже можно разобрать слова:
— Автоколонна!.. Машин двадцать. Впереди танки… два… И мотоциклисты. Кажется, меня заметили… Надо уходить!
Ленька стукнул кулаком по прикладу пулемета:
— Повезло, называется… Давай, ребята, в лес. Да побыстрее!
Через несколько минут арьергардные отряды, уходя в сосняк, увидели мотоциклистов. Три черных БМВ выскочили на косогор. На передних бортиках мотоциклетных колясок грозно покачивались ребристые пулеметные стволы. Мотоциклы еще не успели скатиться к ручью, как из-за косогора показались танки.
— Еще одна такая засада, и мы подохнем с голоду, — пробормотал Ленька.
После ужина подсчитали запасы.
На двадцать два человека приходилось двенадцать банок мясных консервов, головка сыра и мешочек эрзац-кофе.
Положение создалось тяжелое. После уничтожения карателями склада в лесничестве отряд остался без зимних запасов. Холода неотвратимо надвигались с севера. Со дня на день могли ударить морозы, а у людей не было теплой одежды. Не было медикаментов. Не было пристанища.
— Пан Ленька, — сказал Стефан Каминский. — А что, если пощупать дембовский склад? Там продуктов на целый полк.