Слушайте песню перьев
Шрифт:
Станиславу поражала эта забота о животных.
— Ци-са, — спросила она однажды, — вы сами часто голодаете. Как вы успеваете помнить о них?
Индианка взглянула на нее с удивлением:
— Они — наши братья. Разве можно забывать братьев?
— Вы поступаете так всегда?
— Конечно, — еще больше удивилась индианка. — Все животные, даже самые маленькие, даже мухи над болотами, — тау-га-ве-нин-не, охотники. У них тоже, как у людей, бывают удачные и неудачные дни. Они тоже терпят лишения и трудности. Как же можно не помочь им?
«И этих людей называют дикарями! — подумала Станислава. — Их стараются загнать в резервации. Их обманывают в сделках с пушниной, обсчитывают на каждой пачке табаку или на аршине дешевой ткани на факториях. Их презирают за то, что их обычаи не похожи на обычаи белых, или пишут о них романы, в которых показывают злодеями или головорезами. Какое лицемерие! Так могут говорить о них только те, кто никогда с ними не встречался и знает о них понаслышке или, еще хуже, выдумывает индейцев».
Ва-пе-ци-са как-то сказала:
— Великий Дух дал нам, как и вам, белым людям, разные вещи. Они пригодны для тех условий, в которых живет каждый из нас. Вам досталось больше хороших вещей. Но и мы не в обиде за выделенную нам долю…
Такой была ее хозяйка, ее первая подруга на земле шауни.
Такими были они все, как позже узнала она.
В Месяц Цветущих Деревьев появилась Санка.
Станислава спустилась к ручью, втекавшему в озеро Ок-Ван-Ас. Шауни называли этот ручей О-ти-пи-сок-ва — «река с говорящей водой».
Река действительно говорила. Вода то тихо рокотала, переливаясь через гладкие камни, то звенела, как серебро, разбиваясь о ветви упавшего поперек течения дерева, то пела тихим, ускользающим голосом, взбивая легкую пену у зубцов выступающих со дна скал.
Особенно приятно было слушать песни О-ти-пи-сок-вы под вечер, когда подножия сосен уже тонули во мгле, а стволы еще горели расплавленной бронзой и облака с золотыми кромками плыли за уходящим на покой солнцем.
И сейчас тоже был вечер, и Станислава, опустив в воду берестяное ведро, прислушалась.
Шелестели кусты подлеска, лепетала вода, тонко посвистывал ветер в вершинах сосен.
Она услышала шлепки по воде и повернула голову вправо,
Ниже по течению, шагах в десяти, она увидела девочку — крохотную, смуглую, в стареньком шерстяном платье с выцветшим орнаментом.
Девочка сидела на корточках у камней и, зачерпывая ладошкой воду, плескала себе в лицо. Вода розовыми струйками стекала по подбородку, кровянила платье. У девочки были разбиты губы.
Подхватив наполнившееся ведро, Станислава подошла к ней, взяла за руку и, всю трепетную, испуганную, готовую в любой момент вырваться и убежать, привела в свою типи.
— Садись, — сказала она.
Девочка послушно опустилась на шкуру у огня.
— Тебя как зовут?
— Санка.
Станислава осторожно взяла голову индианки в ладони и осмотрела разбитые губы.
— Кто это тебя?
— Танана.
— Твоя сестра?
Станислава знала, что ни матери, ни отцы шауни никогда не поднимают руку на своих детей. Они считают, что воспоминание об унижении будет преследовать человека всю жизнь и исчезнет только со смертью обидчика. Ударить ребенка — значит сломить его неокрепший дух.
— Танана — это подруга, — ответила Санка.
— Нехорошо. Девочкам неприлично драться. Понимаешь?
Малышка кивнула.
— Давай-ка приведем тебя в порядок.
Станислава обмыла личико девочки теплой водой и приложила к разбитой губе лоскуток мягкой ткани.
— Подержи так немного.
Приготавливая болтушку из пеммикана, она искоса посматривала на маленькую индианку. Такая кроха, не больше пяти лет, ведь больно ей — вон как распух нос! — а не плачет! Они все никогда не плачут. Кажется, даже не знают, что такое слезы. Удивительное воспитание! А мальчишки? Едва научится ходить — и уже держится независимо, гордо, как настоящий воин. И не дай бог приласкать такого — наживешь врага на всю жизнь. Они не признают ласки, не любят опеки, ненавидят мягкость и слабость. Слишком сурова у них жизнь, чтобы заниматься сантиментами…
Когда кровь перестала течь из губы, Станислава подала Санке горшочек с похлебкой.
Санка вскочила:
— Нет. Не хочу.
— Надо домой?
— Да.
— Мы будем друзьями?
— Да, Та-ва.
— Приходи ко мне чаще. Хорошо? Уг?
— Уг.
Она убежала.
Откинув полог типи, Станислава проводила маленькую фигурку взглядом.
От коновязи через костровую площадь шел Высокий Орел, вождь племени, с недоуздком в руках. Он крикнул что-то Санке, посмотрел на Станиславу и улыбнулся.
Девочка пришла через день.
Она появилась в типи тихо, как мышка, и положила у костра маленький кожаный мешочек.
— Тебе.
Станислава распустила завязку. В мешочке были зерна дикого риса. Всего несколько горсточек. Но как дорог был этот подарок Станиславе!
— Я сама собирала! — с гордостью произнесла девочка.
— Спасибо, милая. Как у тебя губа?
— Губа? — Она потрогала струпик пальцем. — Хорошо губа. Как ты помнишь, Та-ва? Моя мама говорит, что ты не такая, как все. Что ты спустилась к нам с гор, где большие снега. Оттого у тебя такая светлая кожа. Это правда?
— Да, я была в горах. Но пришла к вам не оттуда. Я пришла из холодной земли, которая называется Аляской. А на Аляску я пришла из другой холодной земли — Чукотки.
Санка потерла пальцами лоб, соображая.
— Это там, откуда дует Кабинока и где живет Ка-пебоан-ка? 14
— Да, Санка.
— Ты очень долго жила в снегу, и оттого у тебя такие белые волосы?
Станислава засмеялась.
— Нет, нет! В страну Ка-пебоан-ка меня привезли злые люди. Они хотели, чтобы я умерла там. Но я ушла от них и пришла к вам, в Толанди. А волосы у меня были всегда такие.
14
Север.