Слушайте песню перьев
Шрифт:
Еще один залп.
Лошади передней фуры рванули и понесли. Мертвый возница вылетел через борт и некоторое время тянулся за повозкой на вожжах, пока не попал под заднее колесо. Солдат, стрелявший из автомата, мешком упал на дорогу, но тотчас вскочил и вскинул руки. В следующий миг он опрокинулся на спину, получив пулю в грудь.
Средние возы сцепились колесами, и лошади бились в постромках, пытаясь вырваться из хомутов. Остальные фуры остановились при первых же выстрелах, и теперь пули щепили их борта и спицы колес. Коробки на одной из телег начали куриться голубоватым дымком, — видимо, кто-то ударил по ним зажигательной.
Передняя фура пронеслась по дороге еще метров пятьдесят, потом лошади резко рванули в сторону. Дышло сломалось. Фура на полном ходу опрокинулась — и на землю вывалилась груда ящиков.
— Прекратить огонь! — крикнул Ян.
Партизаны бросились к обозу.
И в этот миг из кустов на противоположной стороне дороги застучал автомат. Бежавший впереди Ондрей Ткач схватился руками за живот и опустился на колени. Вторая очередь подрезала его, и он упал, ткнувшись лицом в землю.
— Назад! — закричал Ян, сообразив, что кто-то из фашистов остался жив.
Партизаны залегли.
Засевший в кустах автоматчик продолжал полосовать короткими очередями дорогу.
— Сволочь! — прошептал Ян. — Когда он успел?
В горячке схватки никто не заметил, как немец соскочил с фуры и скрылся в кювете на той стороне.
Потерять на таком простом деле бойца! Что теперь скажет Ленька?
Ян осторожно поднял голову, пытаясь определить, откуда идут очереди.
Автомат умолк.
Кусты на той стороне не шевелились.
Ян толкнул лежавшего слева Каминского:
— Ты его видишь?
— Нет.
— Уполз в лес. Наверное, уже бежит к своим, — предположил кто-то.
— Ян, надень на карабин шапку и подними вверх, будто встаешь, — попросил лежавший справа Станислав.
Косовский сдернул с головы капелюш, нацепил на ствол карабина и приподнял над кустами. Станислав всматривался в заросли на той стороне.
Никакого движения.
Тишина висела над дорогой. Понуро стояли лошади. Дымил подожженный воз.
Косовский повел капелюш в сторону — как будто переползал вдоль обочины.
Автоматчик молчал. Вероятно, он разгадал примитивный маневр.
— Собака! — выругался Каминский. — Что теперь, так и будем лежать, пока не наскочат мотоциклисты?
— Ян, я подползу ближе к возам, оттуда хорошо видно ту сторону, — сказал Станислав.
— Хватит одного убитого. Лежи!
Прошло несколько минут.
— А что, если чесануть по кустам из пулемета? По самому низу вдоль всей обочины? — сказал Каминский. — Не выдержит, обязательно ответит.
Косовский уполз к пулемету.
Через минуту длинная очередь подсекла кусты у самых корней. Полетели сбитые пулями ветви, брызнула мерзлая земля. И почти сразу же с той стороны ответил немец.
Станислав увидел вспышки ответной очереди, а потом и самого солдата, вернее его голову в каске. Ствол автомата закрывал большую часть его лица, и только часть щеки и плечо оставались незащищенными.
Станислав медленно поднял карабин, коснулся прицелом нижнего края стальной каски, задержал дыхание и нажал спуск.
Очередь оборвалась. Немец последним смертным рывком поднялся на колени, прижал ладони к лицу и опрокинулся навзничь.
Медленно, с опаской подошли партизаны к фурам. Казалось, снова брызнет из кустов или из-под колес раскаленная очередь. Но кругом было тихо.
— Кто-нибудь двое соберите оружие. Стефан, Радек и ты, Стась, поймайте лошадей. Януш и Марек, подберите Ткача, — распорядился Ян.
В обозе оказались рождественские подарки: сыр, колбаса, мясные консервы, несколько копченых окороков, коробки с настоящим кофе, коробки с конфетами, банки с джемом и домашними маринадами, и почти в каждой посылке — теплые вещи: вязанные из добротной толстой шерсти трехпалые перчатки для стрельбы на морозе, носки с двойными пятками, байковые и фланелевые портянки, шарфы, егерское белье, свитера.
Попадались открытки с изображением сусальных елок и краснощеких дедов-морозов, присыпанные по клею разноцветной слюдой. На открытках готикой были написаны стандартные пожелания скорейшей победы и возвращения домой.
В одной фуре лежало несколько коробок с медикаментами. Большие пакеты ваты, бинты, комплекты первой помощи, дезинфицирующие присыпки, средства от простуды, от обморожений, обезболивающие, жаропонижающие, антисептические.
Четыре фуры, нагруженные доверху, пять автоматов, шесть карабинов, больше тысячи патронов к ним и двадцать гранат — хорошие трофеи. Однако радости не было. В этом коротком бою погиб Ондрей Ткач, веселый молодой парень из Хелмека. Его похоронили здесь же в лесу, неподалеку от лагеря, насыпав неприметный могильный холмик.
— Вот что, друзья, — сказал Ленька, когда вечером обсуждали итоги боя. — Так больше воевать нельзя. То, что мы делаем сейчас, это не война. Это игра в войну. Нам просто везло. А везение не может продолжаться вечно. Помните шоссе на Сандомир? Наша разведка напоролась там на отряд армейского боевого охранения, от которого еле унесла ноги. Раньше мы натыкались только на отряды полицаев или карателей СД. Что это значит? Это значит, что немцы принялись серьезно укреплять тыл. Скоро они начнут действовать против нас не отдельными карательными акциями, а пустят по нашим следам армейские соединения. И тогда нам конец.
— Так что, забиться в леса и подыхать с голоду? — не выдержал кто-то из бойцов.
— Нет. Я думаю, нам прежде всего нужно наладить связь с другими отрядами, а также с надежными людьми в деревнях и на хуторах. Эти люди могли бы сообщать нам о всех передвижениях немцев, помогали бы доставать продукты и укрывали бы наших раненых.
— Как мы можем связаться с другими отрядами, если даже не знаем, где они? — спросил Големба.
— Через местных жителей, — сказал Ленька. — Есть у нас кто-нибудь в отряде из этих мест?