Служба по расчету
Шрифт:
Так что с четырнадцати лет мой отец поступил на военную службу — самый выгодный вариант для талантливого, но бедного юного аристократа.
Первой ступенью на пути к успеху окончание в Пажеского корпуса — отбор там был жесточайший. Затем он смог перепрыгнуть с Рубинового ранга на Сапфировый, что тоже отмечало его как человека немалых талантов. Уже тогда его взяли на карандаш в столице. И после, получив офицерское звание, он был направлен…
— Ты же помнишь, что твой отец получил звание подпоручика?
— После реформы — младший лейтенант, да, — кивнул
— Верно, Алексей. Но это младшее офицерское звание позволило твоему отцу претендовать на… более престижные места. Во время одного из смотров случился небольшой инцидент. В то время как раз набирали силу протесты против судебной реформы, и какие-то идиоты сумели проникнуть на территорию корпуса и бросили бомбу в толпу курсантов. Как раз в тот момент, когда приглашенные полковники проводили смотр…
— Да, отец рассказывал эту историю. Он вовремя сориентировался и выставил крепкую защиту. Благодаря этому никто толком не пострадал. Обратил инцидент себе на пользу.
— Именно, — улыбнулась матушка. — Собственно, именно тогда твой отец и приглянулся Шереметевой. Ее как раз тогда назначили командиром резервного Каспийского полка.
Что ж, теперь кое-что начинало сходиться. Я знал, что отец состоял в этом полку, но также мне было известно, что он не принимал участия в войне с Персией.
— Завершив обучение, твой отец получил предложение поступить на службу адъютантом полковника Шереметевой.
Я пристально посмотрел на матушку.
— Тогда-то все и началось?
Она покачала головой.
— Все — понятие растяжимое, Алексей. Тогда началась его служба при Шереметевой, и целых три года она была им довольна. Бела твоего отца заключалась в том, что довольна была им не только Лариса Георгиевна. Он слишком многим нравился.
— Император? — догадался я. — Твой венценосный брат, упокой Господь его душу.
— Тогда еще цесаревич Петр Николаевич, — отозвалась матушка. — Твой отец и покойный император познакомились в Генштабе, куда Шереметевой и ее помощникам пришлось мотаться почти каждый день. Тогда как раз начались волнения в Азербайджане, и Персия вторглась в наши владения. Затем мой покойный брат отправился на Кавказ как официальный представитель императора, с ним — несколько полков, в том числе и Каспийский. Для усиления. Они почти год там проторчали, так что время подружиться было.
— Так что же в итоге случилось? Цесаревич переманил отца к себе?
— Когда время его командировки подошло к концу, он предложил твоему отцу выбор. Место во дворце, в гвардии. Сам знаешь, какие преимущества это дает… И поскольку мой покойный брат был наследником, составить соответствующий приказ было несложно.
Выходит, в тот момент, когда стало понятно, что в Азербайджане начинается заварушка, мой отец покинул полк ради места при дворе.
Как второй сын, я прекрасно понимал, что это был один шанс на миллион. Тем более что у отца исходные данные были гораздо слабее моих. Бедный даже не барон из Великого княжества Финляндского — и вдруг такая возможность!
Но для Шереметевой это было предательством. В конце концов, именно она вывела его в люди, обеспечила знакомство с цесаревичем… И посчитала, что он просто воспользовался ею и пошел дальше.
— Матушка, простите за бестактный вопрос. Но дело было только в этом? Или моего отца и Шереметеву тогда связывало нечто большее, чем служба?
Светлейшая княгиня сжала челюсти и поставила пустую чашку на стол.
— Я никогда об этом не спрашивала. И тебе не советую.
— Почему?
— Потому что Шереметева, пусть и уже генерал-лейтенант, но все же женщина. И честь дамы следует блюсти. Что бы между ними ни было, это касается только их двоих.
— Но ты не думаешь, что это могло повлиять на ее отношение?
— Какая теперь разница, Алексей? Она считает, что твой отец ее предал. Это главное. И тогда, после Трагедии, она уповала именно на то, что твой отец так легко сменил хозяина.
— Как будто у него был выбор, — усмехнулся я.
Матушка печально улыбнулась.
— Был. Всегда есть выбор, сын. Твой отец мог отказаться и остаться в полку. Это было добровольное решение.
Я задумчиво кивнул.
Что ж, теперь становилось понятнее. Мне почему-то тоже показалось, что будь там просто личная связь, Шереметева не стала бы реагировать так остро. Для нее служба и ее люди были превыше всего — насколько я мог судить. И она осуждала отца за то, что он покинул не ее саму, а свою службу.
Вот уж и правда не оправдал ожиданий…
Мои размышления прервала трель телефона. Матушка приподняла брови.
— Это твой. Журналистов сразу отсылай к Яне.
Но это были не журналисты. На экране высветилось «РЕСТАВРАТОР».
— Прошу прощения, это важно.
С молчаливого согласия матушки я поднялся и отошел в конец гостиной.
— Слушаю.
— Ваша светлость? — Неуверенно спросили на том конце, хотя этот Ежов звонил уже не впервые.
— Он самый. Чем могу помочь?
— Это Никита Андреевич Ежов, ваша светлость. Мастер-реставратор Музейного центра Императорского Эрмитажа.
— Да, я вас узнал. Никита Андреевич, что вы хотели?
— Спешу сообщить, что работа завершена. Вы можете сегодня подъехать? У нас послезавтра ревизия, не хотелось бы, чтобы нашли заказ…
— Постараюсь сегодня. До скольки вы работаете?
— Могу задержаться до девяти.
— Буду раньше. Ждите через два-три часа. До встречи.
— До встречи, ваша…
Я сбросил звонок, не дождавшись прощания, и тут же встретился с ледяным взглядом матери.