Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии
Шрифт:
После прочтения доклада, который был полным успехом на собрании рабочих, меня девушка позвала к себе домой. Она познакомила меня со своим отцом, профессором медицины в университете и сделала все, чтобы я почувствовал себя здесь уютно. Мне понравилось ее имя, Наталья. Мне также понравились ее светлые волосы, заплетенные вокруг ее головы, ее изящная фигура, ее стеснительная и спокойная улыбка. Очевидно, я тоже понравился ей. Она не только сделала доклад для меня, но в первый вечер в ее доме она решила мыть свои волосы и чтобы они выглядели лучше, она попросила меня помочь ей их промыть. Они были еще прекраснее, когда в несплетенном виде свисали до середины ее спины.
К концу 1929 года многое у меня уже успело уйти по отношению
Наталья легко и скоро заполнила эту брешь. Мне она не только нравилась за свою внешность и серьезный подход к своим занятиям, но я также ее полюбил. Это была неумелая, неуклюжая, юношеская любовь, но она была настоящей и моей первой любовью. Она полюбила меня так же, и мы проводили все мои увольнения и экскурсии вместе.
К сожалению для нашей любви, она пришла слишком поздно в жизни обоих нас. Через считанные недели после нашей первой встречи мы оба закончили свои учебы. Лейтенантом я должен был отбыть в Тбилиси, в качестве командира роты в радиобатальоне. Наталья должна была ехать в другой, как казалось тогда, конец света, в Псков около Ленинграда, учить детей. После выпуска мне дали недельное увольнение, и мы провели его вместе в Ленинграде. В конце концов, я должен был отправиться поездом на юг. Я никогда не забуду, как она пришла проводить меня на станцию. В первый раз она позволила мне ее поцеловать. Появились слезы у нее и у меня. Когда поезд тронулся, она сказала: «Исмаил, я люблю тебя. Не забывай меня никогда». Я не забыл ее, но потерял навсегда. Я не мог просить ее присоединиться ко мне в Тбилиси, поскольку я был младшим офицером, необеспеченным ни квартирой, ни достаточными деньгами, чтобы оплачивать частное жилище. Вместо этого мы постоянно писали друг другу в течение нескольких месяцев. Затем внезапно ее письма прекратились. Я попытался ее найти. Увы, безуспешно.
Слава богу, я был молод. Моя душераздирающая печаль, хотя и ужасная, но была не вечной, и я не переставал интересоваться жизнью. Даже перед потерей Натальи случились отвлечения, когда поезд мчался на юг. Это было мое первое путешествие в настоящем вагоне первого класса. Сидения были бархатные. У меня был прекрасное одиночное купе. В поезде был ресторан. Однажды вечером, когда я сидел за ужином с вином, поезд на короткое время остановился на маленькой станции у предгорий Кавказа. Через окно я увидел телеграфный узел и старый аппарат Морзе, получавший сообщения. Годами ранее я, голодный, бездомный парень, впервые увидел этот аппарат и заинтересовался им. Школа разъяснила мне его таинства и многие другие вещи. Я был благодарен богу.
Мое первое подразделение, рота, была частью Одиннадцатого Батальона Кавказской Краснознаменной Армии и был расквартирована в пригороде Тбилиси. Войска жили в бараках, но я был помещен в городе, в отдельной комнате в старой части города около замка Метехи, знаменитой крепости, в продолжительное время использовавшейся в качестве тюрьмы для политических заключенных как царями, так и коммунистами.
Когда чувство новизны от наличия своего подразделения успела потускнеть, я начал находить, что такая форма армейской жизни монотонна и скучна. Проходили дни в бараках или в поле, обучая или маршируя солдат. Вечера проходили или в офицерском клубе, или за чтением в моей маленькой комнате. В первые воскресенья и другие свободные дни после прибытия я находил удовольствие в ознакомлении с Тбилиси, которого я нашел очень живописным и интересным городом.
Хотя и мал по сравнению с Ленинградом, он компенсирует это своими аллеями, окруженными холмами и горами и разделением быстротекущей, почти дикой горной рекой Кура. Он имеет множество очень
Поэтому, располагая временем, я не особенно заботился об офицерском клубе с его сильными попойками и грубыми рассказами и зачислился на вечерние классы института иностранных языков для улучшения моего немецкого языка. Я хотел добиться хорошего знания этого языка не только для будущего технического обучения, но также из-за того, что армия давала дополнительную оплату за знание языков, а моя лейтенантская зарплата была слишком маленькой.
Весной 1930 года я получил последнее письмо от Натальи. Мое несчастье и разочарование были беспредельными, однако, опять шла весна, и я стал нормальным молодым человеком. В классе немецкого языка было пятнадцать студентов, некоторые из них молодые девушки. Через некоторое время одна из девушек привлекла мое внимание. Брюнетка, он сидела на первом ряду передо мной. Ее пушистые черные волосы были естественно вьющимися. Ее темно-коричневые глаза были блестящими и казались мне полными веселья и озорства. Ее шея была грациозной и тонкой, ее лоб был высоким и благородным. На ее чистом лице не было никакого грима, хотя ее ногти были в маникюре. Ее одежда была скромной, но свидетельствовала о хорошем вкусе. Немного живая, она была также соблазнительна, очень деликатна и женственна, имела чрезвычайно красивую фигуру и тонкую осанку. Она также была лучшей студенткой в немецком классе и даже лучше знала французский язык.
В один из вечеров во время перерыва я набрался храбрости и представился. Она была добра к моей застенчивости и облегчила мое положение большой улыбкой, демонстрирующей ее красивые губы и отличные зубы, и заговорила. Она была Тамара Ефимовна Перская, еврейка.
После уроков я проводил Тамару до дверей ее квартиры, также маленькой. Медленно мы стали хорошими друзьями в то время, как открывая много общего между нами. Она любила походы, как и я. Она любила оперу, театр, хорошие книги, искусство; также и я. Она хорошо играла на пианино. Я совершенно не играл, но наслаждался ее игрой.
Семья Тамары приехала из Полтавы и имела много тревог. Из-за погромов в конце века они бежали в Берлин. Здесь в 1906 году родилась Тамара и ее семья возвратилась в Полтаву после революции в надежде на окончание притеснений евреев в России. Ее отец был известным антикваром. Перед бегством в Берлин, он скрывал автора коротких рассказов Владимира Короленко, который, хотя антибольшевик, также разыскивался царским режимом.
Ее семья отправила Тамару в Тбилиси, чтобы поступить в университет, в основном, поскольку в Полтаве таких возможностей не было, но также из того, что два его дяди в грузинской столице могли быть ее попечителями. После окончания учебы Тамара получила работу секретаря у начальника медицинской службы Кавказской Краснознаменной Армии и в таком качестве она работала и тогда, когда я с ней встретился.
Весной нашей встречи мое очарование Тамарой возрастало по мере того, как мы больше узнавали друг о друге. Сначала я был удивлен, почти пленен ее вкусами к американской одежде. Последняя была действительно американская, пусть даже использованная. Она покупала их на рынке, где люди их получали от родственников или сочувствующих в США, но или боялись одевать иностранное, или нуждались в деньгах. Ее другим своеобразием было вегетарианство. Она взяла меня с собой в несколько ее излюбленных ресторанов без мяса. Я наслаждался ее компанией в таких местах, однако, будучи воспитанным в татарском духе, не находил там еду подходящей для меня. Она также взяла меня с собой к ее дядям, один из которых был терапевтом, другой — весьма искусным портным, обучавшимся к своему искусству в Париже.