Служба

Воронов Владимир

— Никита, на твой взгляд попытка реабилитации Берия и его подручных (прошу прощения за лексикон, но иного термина не смог подобрать) — это симптоматичное явление или нет?

— Нет, если честно, его не стоит увязывать с изменением политической ситуации: попытка реабилитации — сама по себе. По той простой причине, что уже были обращения родственников — и по поводу Абакумова, и по поводу Ежова. Их дела рассматривала также Военная коллегия Верховного суда, и были и отказы, и пересмотр — например, дела Абакумова. Родственники имеют право подавать на пересмотр дела, на реабилитацию — это их право. В любом случае, когда суд рассматривает подобные дела, он при этом руководствуется

законом.

В случае с Абакумовым так и произошло: статья «Измена родине» была заменена на статью «Служебные злоупотребления». Поначалу приговор был оставлен в силе — высшая мера наказания, но потом выяснилось: в 1954 году, когда судили Абакумова, по той статье — 193-й — уже нельзя было дать высшей меры. И новым решением суда ему дали 25 лет.

Конечно, можно смеяться, когда расстрелянному давным-давно человеку дают 25 лет, но родственники, по всей видимости, были удовлетворены, потому что в таких случаях также снимается и решение о конфискации имущества — оно, как известно, привязано только к определенным статьям УК. Следовательно, какие-то выгоды для родственников от этого есть.

То же самое пытались сделать и потомки осужденных по делу Берии: самого Берии, Меркулова, Кобулова, Мешика, Гоглидзе, Деканозова и Влодзимирского — все эти фигуранты расстреляны в декабре 1953 года. И статьи обвинения им были как раз за измену родине — вариации известной ст. 58, хотя в обвинительное заключение самому Берии добавили еще и статьи за изнасилование.

Вполне понятно, что ни Берия, ни его сообщники не были шпионами и не выдавали никому военной или государственной тайны, не переходили на сторону врага и, тем более, не готовили бегства или перелет за границу. Ну, не подходят тут чисто юридические строгие дефиниции, поэтому их дети, вчитываясь в обвинения своих отцов, понимали: на реабилитацию подать можно — хотя бы исходя из буквы закона.

Суд в данном случае поступил половинчато: для трех человек принял во внимание эту букву закона, а для Берии, Меркулова, Кобулова и Гоглидзе почему-то посчитал невозможным изменять меру, хотя обвинения против них выглядят точно так же абсурдно. Но даже если говорить о букве законов, то Берия и его люди не подпадают под Закон о реабилитации. Поэтому пересмотр дела Берии, как и его осуждение, тоже могут подвергаться критике.

Дело действительно нужно пересматривать и менять статьи обвинения. Но вместо механического анализа того, что есть в следственном деле, необходимо проводить полное изучение обстоятельств деятельности Берии и его подручных, вообще деятельности Советской власти, компартии и органов государственной безопасности против собственного народа. Преступления Советской власти не заключаются только в преступлениях Берии, все гораздо шире. Берия и его сообщников обвиняли в проведении репрессий 1937–38 гг. и, вне всякого сомнения, в материалах дела это есть, в этом он повинен — в репрессиях на территории Грузии. Но других секретарей обкомов и республик не обвиняли, и Берия в данном случае отвечал как за свои собственные преступления, так и вообще за преступления Советской власти в целом.

Чего не сделала Военная коллегия? Она не потрудилась выявить новые обстоятельства, для того, чтобы понять, какие же собственно преступления реально совершил Берия и его люди. И вот это-то и есть симптом нынешнего времени — то, как они отнеслись к делу Берия: поверхностно, формально, чтобы только закрыть вопрос. На самом деле они не закрыли вопрос, а поставили его!

Дело Берии до сих пор недоступно, закрыто и никто не в состоянии с ним ознакомиться. Это тоже симптоматично, это и есть знамение нашего времени: начиная с середины 1990-х годов говорить о преступлениях советского режима стало немодным — не запрещено, но непопулярно. Власть, в частности, препятствует в доступе к архивам, которые содержат сведения об этих преступлениях.

— В чем это выражается?

— В том, что

приостановлен процесс рассекречивания документов связанных с репрессиями. И это вопреки указу Ельцина, принятому еще в 1992 году — о рассекречивании всех материалов, связанных с массовыми репрессиями. Указ есть, но не выполняют! Это находится в противоречии с законом о государственной тайне, где содержатся точно такие же интенции: рассекречивать все, что связано с нарушением прав человека, все, что связано с совершенными преступлениями. Нарушаются и хронологические рамки, которые устанавливают законы для рассекречивания — тридцатилетний срок хранения секретных документов. Ничего не делается! Увы, к сожалению, и историческая общественность, и общество в целом с этим мирятся.

Но вернемся к героям нашего повествования: Мешик, Влодзимирский и Деканозов — в данном случае их потомки — оказались счастливее — в их отношении были сняты все эти 58-е статьи и заменены на статью 193-ю — злоупотребления властью… В 1953 году не могла применяться и высшая мера, отсюда исходит и логика суда, которая дала Мешику, Влодзимирскому и Деканозову 25 лет, но уже без конфискации имущества. Так что потомки могут торжествовать, у них есть шанс вернуть нажитое — вот вопрос, честным ли трудом?

Какова суть их злоупотреблений? Они проводили следствие с нарушением законности, убивали заключенных, людей убивали либо по их приказу, либо с их участием. Влодзимирскому вообще можно было предъявить обвинения именно в убийстве, есть материалы, но не предъявили.

Вот здесь и возникает вопрос: как же работает Военная коллегия Верховного суда? Она только формально меняет одну статью на другую, не разбираясь с материалами дела. А с этими материалами надо бы разобраться, сделав их предметом открытого разбирательства, как и предлагается многими общественными организациями, в том числе и «Мемориалом»: гласно разобрать дело Берии.

Ведь никто не запрещает Военной коллегии рассмотреть и такие преступления, которые в 1953-м не были поставлены Берии в вину. Например, расстрел польских офицеров и граждан в 1940 году. Решение принимало Политбюро, но выполнял это решение Берия, и инициатором был также Берия — именно его докладная записка лежала в основе этого решения. Берии можно инкриминировать и расстрел в Куйбышеве осенью 1941-го 25 человек без решения суда — это фигурирует в качестве эпизода в обвинительном заключении.

Вполне понятно, в каких условиях и в какой обстановке велось дело Берии, по сути это было сведением счетов, борьба за власть. Мы можем критически и даже с юмором относиться к тому, что было ему предъявлено. Но не должны забывать: есть его реальное архивное следственное дело, состоящее почти из сорока томов, и в этом деле есть немало свидетельств и доказательств преступлений Берии и его подручных. Эти люди не могут быть реабилитированы по определению.

Но, к сожалению, у нас моральные критерии смещены и размыты, поэтому стала возможной реабилитация тех же Судоплатова и Эйтингона — людей, которые на самом деле совершили преступления и против правосудия, и против человечности. Между прочим, в отличие от дела Берии, которое велось весьма топорно (в смысле юридической процедуры), в приговоре в отношении Судоплатова есть эта фраза — «преступления против человечности». Она есть, она записана у него в приговоре! И в деле имеются доказательства совершения им таких преступлений. Но он был реабилитирован, причем вопреки законам — решением только прокуратуры, без судебного разбирательства. Реабилитация Судоплатова состоялась, несмотря на то, что он лично разрабатывал планы и присутствовал при убийствах людей. И ему, как тому же Влодзимирскому, можно спокойно переквалифицировать обвинение на убийство при отягчающих обстоятельствах. По отношении к Берии совершенно правильно не применялся закон о реабилитации — это и прокуратура понимала, но к Судоплатову-то он был применен! Абсурд: человек, в деле которого есть немало доказательств совершенных преступлений, тем не менее, реабилитируется!