Служебный брак
Шрифт:
«Девочки», крепко зафиксировав брыкающуюся Котёночкину, насыщали витаминами её кожу лица, придавая ей сияние молодости, упругость и здоровый вид.
— Это вовсе не больно, — голос Елоу звучал размеренно, спокойно, но спокойнее подопечной не становилось. Дальше что? Ей выльют в род кипящий свинец, потому что это «инновационные технологии» и «новое слово в косметологии».
До этого «счастливого» дня Лилия Котёночкина пребывала в убеждённости, что мезотерапия и вообще любая инъекционная косметология если и необходима женщинам, то не в двадцать два года, и уж точно никто не станет проводить процедуру насильно.
— Милая
«Синячок» останется. Останется, мать его, «синячок»! Паникующей Лиле хотелось визжать на всё имение, только голос пропал, видимо, от страха, что всё лицо превратится в «синячок», а ещё от понимания, что у человека, в частности у Котёночкиной Лилии Михайловны, имеется не только лицо, и там, наверняка, тоже необходимо применить что — нибудь инновационное.
Когда пытка закончилась и Лиле позволили встать, в зеркало она увидела себя, в розовых, равномерно нанесённых пупырышках, как от укуса комара — перфекциониста. Брови поменяли форму совсем немного и, слава богу, губы остались на месте. А то всякое можно ожидать после насильственной мезотерапии.
— Следы от инъекций пройдут к вечеру, в крайнем случае, к утру. Никакого пляжа, сауны, бассейна, никаких грязных рук, — Елоу спокойно собирало «пыточный арсенал», инструктируя Лилю.
— Снимай, — скомандовал Вадик, показывая тонким пальцем на махровый халат, в котором всё время провела девушка. Ей пришлось переодеться, когда Елоу готовило инструменты для пытки. Тогда «девочки» деликатно отвернулись, а сейчас четыре пары глаз в упор смотрели на Котёночкину и ждали, когда её побелевшие от напряжения пальцы развяжут пояс халата.
— Ой, мы все тут женщины, — взмахнул рукой Женя. — Нечего стесняться.
— Милая моя, считай нас за врачей, — взмахнула лапищами альтернативная версия Мэрилин Монро, ростом никак не меньше метра восьмидесяти.
— Дорогая, — Вадик встал напротив Лили, уперев кулачки в бока. — Как мы будем примерять платья, если ты не снимешь халат? А мерки, мерки, как я, по-твоему, сниму мерки? Ну? Раздевайся!
— Платья?
— Свадебные. Платья, — по слогам пропел Вадик, в то время, когда расторопный Саша вкатывал вешалку с белыми объёмными чехлами, висящими стройными рядами. Потом вторую вешалку, следом третью и четвёртую.
Пятьдесят оттенков серого, говорите? Сто пятьдесят оттенков белого — вот где филиал ада на земле! Вот, как выглядят настоящие пытки, по сравнению с которыми мезотерапия — детская шалость.
Котёночкину одевали и раздевали, раздевали и одевали, одевали и снова раздевали. Зашнуровывали корсеты, застёгивали миллион мелких пуговиц, она путалась в нижних юбках, фатиновых рукавах, у неё сводило ноги от постоянного топтания в туфлях на экстремально высокой шпильке, а примерка должна была проходить именно в такой обуви. В глазах рябило от яркого света, голова кружилась от названий тканей, модных домов, брендов. Её уже тошнило от белого цвета всевозможных оттенков и фасонов.
— Сними это, дорогая, — Вадик указал рукой на лифчик Лили — обычный, базовый, как сказала консультант в магазине нижнего белья.
В это же мгновение щёлкнули крючки, бюстгальтер телесного цвета, без кружева и пуш-апа скатился по плечам, а Лиля взвизгнула,
— Дорогая моя, — заверещал в унисон с клиенткой Вадик. — Это катастрофа! На тебя не сядет ни одно платье, ни одно, пока на тебе напялено это ужасное изделие! Грудь к осмотру! — визгливо приказал Вадик, в это время Саша дёрнул руки Лили вниз, выгнул девушку в спине, кажется, в попытке свести лопатки вместе. — Кто подбирал бельё? Скажи мне имя этого шоппера, и я навсегда внесу его в чёрный список! О, боги! — Мэрилин Монро продолжал с усилием держать Лилю за плечи, а три пары глаз смотрели на почти голую девушку.
Одного этого Котёночкиной было достаточно, чтобы захотеть умереть тут же, мгновенно, не сходя с места. И пусть во взглядах «девочек» не было никакого интереса, кроме профессионального — с таким интересом обычно врачи разглядывают рентгеновские снимки пациентов, но Лилия Котёночкина испытывала неловкость даже в кабинете врача, а туда она приходила сама, по доброй воле, и ей там ни разу не заламывали руки. И, явно чтобы добить клиентку и не мучиться дальше, Вадик подал знак рукой тому, кто держал Лилю со спины, и тут же ладони обхватили груди девушки.
— Брасьер, нам нужен брасьер! А так же корбей, силиконовый, естественно, тут всё ясно, — «тут всё ясно» прозвучало крайне уничижительно для Лилии, хоть и справедливо, не могла не признать Котёночкина. — И трансформер, — сделал вывод Вадик, и расторопный Женя рванул из помещения вон, на ходу покачивая узкими бёдрами и потряхивая в такт движений внушительной грудью.
Лиля не знала, что такое корбей или брасьер, интуитивно она не ждала ничего хорошего. Да и какая девушка в своём уме будет ожидать хорошего, стоя полуголой перед одним почти мужчиной, одним средним родом, а почти женщина в это время держит её за руки. Слёзы невольно навернулись на глаза Котёночкиной, она начала оседать в руках «Мэрилин Монро», надеясь упасть в обморок.
— Первый раз настолько нервная клиентка, — странно нормальным голосом пробурчал Вадик и сдул цикламеновую чёлку со лба.
— Что здесь происходит? — раздался голос Аарона Эрнестовича Абалденного, по которому сразу было понятно: шеф не в духе. Сильно — сильно не в духе, настолько, что служащие рискуют остаться без премиальной части заработной платы, и это в случае, если рабочие места останутся за ними.
Лиля почти подпрыгнула на месте и уставилась на входящего, напрочь забыв, что вообще-то одета не по форме. Если только трусы бежевого цвета, небольшие и наверняка неправильно подобранные, демонстрирующие не по дресс-коду торчащие тазовые косточки, считать формой. В одном она была уверена как никогда — в данный момент Лилия Михайловна Котёночкина справилась со своей задачей быть «незаметной», Аарон не удостоил её ни единым взглядом, он пожирал глазами Вадика.
Нервный тик, видимо, заболевание, передающееся воздушно-капельным путём, у Аарона дёрнулся глаз и точно так же дёрнулся глаз сначала у Вадика, а потом и у Елоу. Жертва насилия тоже не избежала печальной участи, у неё дёрнулся не только глаз, но и губы, кончики которых обиженно поползли вниз. Она не специально! Вовсе нет!
— Повторяю вопрос: что здесь происходит? — уже гаркнул Аарон Эрнестович, ноги подкосились не только у Котёночкиной, Елоу тоже покачнулся.
— Рабочий процесс, — пискнул Вадик, нервно поправляя вставшую дыбом чёлку. — Нам необходимо подобрать бельё.