Служитель египетских богов
Шрифт:
Рида Омат взволнованно закивала:
— Вы правы, мадам, вы правы. Я хочу сказать, в большинство наших домов… вас без мужчины просто бы не впустили. Да и египетским семьям не часто доводится развлекать заморских гостей, но так уж вышло, что мой отец ведет дела с европейцами еще со времен вторжения Наполеона и кое-что из французских обычаев пришлось ему по душе. — Она показала на свое платье. — У моих соседок подобных нарядов нет. Они ходят в одежде, какую носили, наверное, и до потопа.
— Да я успела заметить, — кивнула Мадлен, но любопытство ее только усилилось. — Я могу понять, что
— Точно так же, как их терзают вопросы о вас, — неожиданно выпалила Рида Омат. — Да-да. Я слышала разговоры. Отец велел мне не обращать на них внимания, но… уши мои все равно остаются открытыми.
Улыбка Мадлен сделалась почти ангельской.
— Вот как? И что же обо мне говорят? Пожалуйста, расскажите.
Лицо Риды помрачнело.
— Говорят, что вы сбежали от мужа, что вы здесь для того, чтобы… чтобы… познать удовольствия. Говорят, вы ищете себе любовника, чтобы отомстить своему супругу.
Собственные слова привели девушку в такое смятение, что Мадлен невольно рассмеялась.
— У меня нет мужа, мадемуазель Омат, — сказала она ласково. — И никогда не было. И ни от кого я не убегаю. Никому не мщу. На самом деле я занимаюсь тем, что интересует меня больше всего: изучаю прошлое. — Она подошла к девушке. — А удовольствия, на которые тут намекают, касаются только меня.
Теперь Рида смутилась совсем, глаза ее — карие и огромные — излучали печаль. Она отпрянула от Мадлен, непрерывно теребя бахрому роскошной шали, укрывавшей ее полудетские плечи.
— Простите меня… я забылась. Даже не знаю, как это получилось. Отец очень расстроится…
Мадлен мягко ее перебила:
— Ваш отец ни о чем не узнает.
— Что? — Рида обернулась и уставилась на Мадлен.
— У меня нет причины обсуждать в беседе с хозяином этого дома то, что я услышала от вас. Я понимаю, обо мне ходят разные сплетни, и вполне естественно, что некоторые из них дошли до ваших ушей. Я могу лишь благодарить вас за прямоту, ведь вы отважились вслух произнести то, о чем другие предпочитают шушукаться втихомолку. — Она дала время Риде обдумать свои слова. — А теперь не окажете ли мне честь представить меня своему отцу?
Девушка удивленно сморгнула.
— Отцу? — Она встрепенулась. — Да-да, конечно. Буду рада. Прошу. — Рида пошла было к двери, но тут же остановилась. — Вы правда не сообщите ему о моем дурном поведении?
— Я ведь уже сказала, что не стану это делать, — с иронической строгостью ответствовала Мадлен.
— При других обстоятельствах я бы и рта не раскрыла. Просто… вы меня потрясли. Вы так молоды, так красивы. Я ожидала встретить даму постарше… ну… не такую, как вы.
— Я
Зал для приемов оказался огромным. Его величие подавляло. Колонны из зеленого мрамора, пол с мраморной головоломной мозаикой, четыре огромные хрустальные люстры — всего этого было словно бы чересчур много для полусотни гостей. Тут же играл небольшой ансамбль из пяти музыкантов, но танцевали всего несколько пар.
— Отец, — обратилась к хозяину дома Рида Омат, проведя Мадлен через зал, — пришла твоя последняя гостья.
Ямут Омат был одет в строгий вечерний костюм и, если бы не тюрбан, вполне мог сойти за итальянца. Он стоял чуть в стороне от гостей, сверля их пронзительным взглядом.
— Мадам де Монталье, наконец-то, — произнес он. — Вы не нуждаетесь в представлении.
Мадлен придержала резкое замечание, готовое слететь с языка, и в церемонном реверансе присела перед хозяином дома.
— Месье Омат, благодарю вас за любезное приглашение и прошу простить мне столь позднее у вас появление.
Властность, с какой египтянин поцеловал ее руку, дала понять, что с этим человеком надо держаться настороже. В нем ощущалось желание подчинять себе все и вся. Поэтому она улыбнулась. Дружелюбно, но без тени игривости.
— Прощать тут нечего, — с важным видом отвечал Ямут Омат. — Скорее, я должен выразить благодарность. — Он широким жестом обвел присутствующих гостей. — Мы ведь не знакомы, но вы все же приехали, чем оказали мне честь.
— Вы пригласили всю экспедицию профессора Бондиле, а я ведь тоже ее участница. — Мадлен с удовольствием отметила про себя, что все еще не утратила умения поддерживать светскую болтовню. — С вашей стороны весьма великодушно оказывать гостеприимство иностранцам, слишком многие из них некогда злоупотребляли радушием египтян. Осторожная сдержанность по отношению к европейцам, особенно к нам, французам, была бы простительна и понятна.
— Из-за Наполеона, вы хотите сказать? — уточнил Ямут Омат и, не дожидаясь ответа, театрально расхохотался, отчего кое-кто из гостей повернулся в их сторону. — Дорогая, я не из тех одержимых глупцов, что прятались по развалинам и швыряли в завоевателей камни. Я сразу понял, что любое сопротивление обречено и что лучше сотрудничать, чем сражаться. Мое процветание — Аллах велик! — служит тому подтверждением. — Он взял руку Мадлен, сунул себе под локоть и неторопливо двинулся к столикам в конце зала. — Позвольте предложить вам бокал шампанского, мадам. Сам я не пью, но для гостей держу лучшие вина. Сейчас я расскажу вам о самых удачных своих сделках.
Мадлен хотела было убрать руку, но поняла, что это будет воспринято как оскорбление.
— Я рада буду выслушать вас, месье, но, к сожалению, от шампанского придется все-таки отказаться.
— Почему? — Ямут Омат даже остановился.
— Иначе не получается. — Мадлен, воспользовавшись моментом, высвободила плененную руку. — Я не пью вина. — Она одарила магометанина самой очаровательной из своих улыбок.
— Хвала Аллаху, — сказал Омат озадаченно. При иных обстоятельствах он бы, возможно, пустился в расспросы, но сейчас это было неуместным. — Тогда что же мне вам предложить?