Служитель египетских богов
Шрифт:
Клод Мишель призадумался над вопросом.
— Например, в отличие от нас они видели новые надписи на камнях. И у них было еще одно преимущество: они знали назначение храма. — Он вскинул голову при звуке шагов. — А вот и наш кофе.
— Пока нет, — с этими словами в комнату вошел Бондиле, свежевыбритый и чисто, но просто одетый. — Доброе утро, Клод Мишель, — произнес он, протягивая руку, а затем, уже с меньшим энтузиазмом, обратился к Мадлен: — Доброе утро, мадам де Монталье.
— Доброе, дорогой Бондиле. — Мадлен не отошла
— Или львы, — отрубил Бондиле. — Вовсе не обязательно делать вывод, что нечто есть сфинкс, лишь потому, что вокруг много таких изваяний. Иначе можно решить, что в Париже все статуи конные, ибо там таких большинство.
— Возможно, вы правы, — сказала Мадлен, решив не обращать внимания на резкость тона. Она отошла от стола и опустилась на низкий турецкий пуф. — Надеюсь, вы позволите мне к вам присоединиться, когда соберетесь в Луксор?
— Вы полноправный член группы, мадам, — с деланной улыбкой сказал Бондиле, — и вольны принимать участие во всех наших работах.
— Благодарю вас, — сказала Мадлен, отчетливо сознавая, что если кто-то из участников экспедиции и относится к ней дружелюбно, то это никак не Ален Бондиле.
Открылась парадная дверь, послышались громкие возгласы. Жан Марк Пэй, возвестив о своем прибытии, шагнул в помещение.
— Как нас мало! Я думал, что опоздал.
— Не опоздали, — сказал Бондиле, знаком позволив слуге внести в комнату уставленный чашечками поднос. — Отлично. Мы выпьем кофе. Прошу вас, друзья. Садитесь, Жан Марк.
— Спасибо за приглашение, — тут же заговорила Мадлен, — но, к сожалению, этот напиток для меня слишком крепок. Если вы не против, профессор, я позавтракаю позднее, у себя. Да и потом, мне не хочется утруждать вашу прислугу.
— Речь идет всего лишь о чашечке кофе, — отозвался Бондиле. — Но вы, разумеется, и тут вольны поступать как угодно. Жан Марк, угощайтесь инжиром. Отличный инжир. И вы отведайте, Клод Мишель. — Он чуть наморщил нос. — Мадам?
— Нет, благодарю вас.
— Как пожелаете, — равнодушно сказал Бондиле и повернулся к подносу.
Через минуту воздух гостиной наполнился восхитительным ароматом. Кофе, густой и горячий, явно пришелся мужчинам по вкусу.
Сделав глоток, Бондиле обратился к Жану Марку:
— Я просмотрел ваши записи. Должен согласиться: в спорном квадрате и впрямь может находиться тайный подвал. Однако я сомневаюсь, что местные власти будут довольны, если мы вскроем пол без их разрешения. Теперь, когда европейцы валом валят в Египет, чиновники взяли все древности под жесткий контроль. — Он задумчиво повертел в руках сдобную булочку, потом быстро и с удовольствием впился в нее зубами.
— Но этот подвал может оказаться
— В том-то и дело, — промычал Бондиле, прожевывая откушенный кусок сдобы. Проглотив его, он кашлянул и продолжил: — Если бы мы им это гарантировали, они не стали бы возражать даже против раскопок на главной улице Эль-Карнака. Но такой гарантии мы им, естественно, дать не можем. Возможно, там клад, а возможно — битые черепки. — Он сделал еще один глоток кофе и одобрительно чмокнул. — Однако, если вы считаете нужным, я переговорю с властями, не питая, впрочем, большой надежды на положительный результат.
Жан Марк сокрушенно покачал головой.
— Жаль упускать такой шанс. Ведь, может статься, у нас под ногами величайшая из находок с тех времен, как Египет распахнул свои двери для европейцев.
— Не распахивал он эти двери, — мягко, но с живостью возразила Мадлен. — Наполеон просто взломал их, к большому неудовольствию египтян. — Ответом был злобный взгляд Бондиле, что ничуть ее не смутило. — Не стоит о том забывать, ведь египтяне не забывают. — Она помолчала, не зная, стоит ли продолжать, потом все же сказала: — Один давний мой друг говорит, что Египет во все времена недолюбливал чужеземцев.
— Легко делать подобные заключения, посиживая в Париже или в Авиньоне, — презрительно фыркнул Бондиле.
Мадлен высокомерно вздернула подбородок.
— Он прожил здесь долго. Гораздо дольше, чем мы, вместе взятые, и знает страну хорошо.
Она подумала о длинном перечне наставлений, лежавшем в потайном ящичке ее секретера, и прикусила губу. Как ей заставить этих людей прислушиваться к себе, как объяснить им, что выводы ее друга подкреплены тысячелетием наблюдений за течением жизни в краю пирамид?
— Вас это тревожит? — спросил Клод Мишель, заметив в глазах ее странный блеск.
— Нет, не особенно, — сказала Мадлен, возвращаясь к реальности. — Просто мне хотелось призвать вас всех не задевать самолюбия местных жителей, ибо это чревато последствиями не менее угрожающими, чем укусы змей, скорпионов и солнечные ожоги, о каковых постоянно упоминается в наставлениях профессора Бондиле. — Она ослепительно улыбнулась. — За что большое ему спасибо. Лично я, например, очень чувствительна к солнцу.
— Вы об этом уже говорили, — пробурчал Бондиле, ковыряя инжир. — Что ж, отчасти я с вами согласен. Некоторые египтяне и впрямь косо поглядывают на европейцев. И, вступая с ними в контакт, следует, конечно же, соблюдать строжайшую церемонность. Я верно вас понял, мадам?
Мадлен сделала вид, что не уловила сарказма.
— Да, профессор, благодарю.
Дверь снова открылась — пришли Юрсен Гибер и Жюстэн Лаплат, высокий угловатый эльзасец, приглядывавший за наемными землекопами. Когда выяснилось, что он вполне сносно владеет местными диалектами, Бондиле мало-помалу сделал его своей правой рукой.