Служители тайной веры
Шрифт:
— Отправишься и разбудишь! И меня с собой возьмешь. Потому что речь, возможно, пойдет о заговоре против великого князя.
Пристав испугался. Он испытующе оглядел Медведева и, убедившись, что тот не пьян и не шутит, молча вышел и приказал заложить возок.
Филиппа провели через комнату, где сидел Василий, и они ободряюще кивнули друг другу
Пристав вернулся, Медведева под охраной вывели на улицу и посадили в возок, запряженный парой старых лошадей. Пристав сел рядом с Василием и всю дорогу молчал.
Они подъехали к большому освещенному дому, из которого неслись звуки песен и звон посуды. У распахнутых
Пристав кивнул своим людям, чтоб хорошенько стерегли Медведева, и исчез в глубине двора.
Его долго не было, и Василий уже начал тревожиться.
Наконец пристав вернулся, и лицо его не предвещало ничего хорошего. Он распахнул дверцу возка, кликнул людей и коротко приказал:
— Связать!
Медведев не оказал никакого сопротивления, но никогда еще в жизни не испытывал такого горького и обидного чувства. Он не понимал, что происходит.
И только когда возок тронулся и Василий, обернувшись, увидел, как со двора Патрикеева вылетела нарядная повозка, а в ней мелькнула черная крашеная борода великокняжеского дьяка Алексея Полуехтова, он ужаснулся от мысли, которая пришла ему в голову.
В остроге Медведева бесцеремонно обыскали и отвели в маленькую комнатушку без окон, в которой не было ничего, кроме сена на полу.
Медведев слышал, как пристав сказал стражникам:
— Воевода князь Патрикеев, именем великого князя, приказал охранять этого человека и его товарища со всей строгостью, как полагается при охране опасных государственных преступников.
Медведев улегся на сене и второй раз за сегодняшний день вспомнил Антипа.
Все-таки в его словах что-то было!
Глава десятая. Первая верста
На рассвете Медведева со связанными руками вывели под конвоем и, усадив в окованную железом кибитку, перевезли в подземелье башни из белого камня — одной из тех башен, которые вознеслись вокруг Кремля при Дмитрии Донском.
В пути стражник добродушно утешил Василия сообщением о том, что Филипп будет доставлен туда же следом за ним, и удивился, что Медведева это почему-то не порадовало.
После формальностей, связанных с передачей узника из рук в руки, Медведева отвели вниз по крутой лестнице и заперли в темнице. Здесь было не так сыро, как в замке Горваль, и немного светлее благодаря цвету камня. Кроме того, Василий утешал себя мыслью, что на нем нет цепей, но это обстоятельство уравновешивалось тем, что здесь, в отличие от горвальской темницы, рядом не было друзей. С минуты на минуту Василий ожидал, что за ним придут, чтобы отвести к великому князю, но до самого вечера никто не явился, кроме тюремщика, который принес похлебку.
Ночь Медведев провел без сна, и под утро ему стало казаться, что он находится здесь уже много лет, а выйти отсюда никогда не удастся. Василий решительно отбросил эти мысли и с рассветом снова принялся перебирать в памяти все случившееся, начиная с разговора седого нищего и мужика в кольчуге и кончая вчерашними событиями.
В полдень следующего дня звякнул засов и на пороге показался Иван Юрьевич Патрикеев собственной персоной. Его одежда, обильно украшенная собольим мехом, чем-то напоминала
Лицо боярина было мрачным и неприветливым.
Он уселся на единственный колченогий табурет и сказал:
— Государь в гневе.
— Князь... — начал было Медведев.
— Не перебивай меня, — остановил его Патрикеев и, расстегнув воротник, тяжело и шумно вздохнул. Потом глянул в упор на Василия и вдруг спросил тихо и вкрадчиво: — Ты кому служишь, Медведев?
Василий вспыхнул.
— Князь, — сказал он, отчеканивая каждое слово, — я при тебе целовал крест великому князю.
— Крест целовал, крест целовал, — передразнил Патрикеев. — Ты же разбойник, Медведев! Самый что ни на есть тать окаянный! Имей в виду — великий князь все знает! Все! И о твоей дружбе с вором и смутьяном Антипом Русиновым, которому ты, несмотря на великокняжеский указ, помог бежать в Литву, и о том, как ты вместе с ним участвовал в грабеже замка Горваль... Да за одно это тебя повесить надо! А что это за друзья у тебя появились в последнее время?! Великому князю известно, что ты отбил у Антипа пленника, да не простого рода — княжеского. Сказывают, пленник тот — верный слуга короля Казимира — гостил у тебя и ты вместе с ним, да еще с Бартеневым и Картымазовым, целыми вечерами обсуждали на той стороне Угры, в Бартеневке, какие-то замыслы! О чем вы там сговаривались, а?! Может, ты и королю польскому тоже успел крест поцеловать, Медведев?! А то, что вы с Бартеневым учинили вчера, — это же черт знает, что такое! Напасть с оружием в руках на знатного человека, великокняжеского дьяка, к тому же старика, который вам в отцы годится! Великий князь очень разгневан, Медведев! Я раскаиваюсь, что порекомендовал тебя ему. Не думал, не думал, что, пользуясь доверием государя, ты будешь такими делами заниматься... Ай-ай-ай-ай... Ну — что можешь сказать в свое оправдание?!
— Мне не в чем оправдываться, князь. Я ничем не нарушил клятвы государю и не уронил своей чести. Что касается людей, о которых ты говоришь, я не вижу ничего предосудительного в моей дружбе с ними. Я действительно вынудил Антипа уйти из наших земель, ибо счел это полезным — прекратились разбойные дела на рубеже. Что до замка Горваль, то там Антип освободил меня из рук князя Семена Вельского и тем содействовал мне выполнить поручение, данное великим князем. Литовский дворянин, о котором ты говоришь, действительно мой друг, и я не намерен этого скрывать, но наша дружба не имеет никакого отношения к службе и выполнению долга перед государем. А если говорить о вчерашнем, то нападал я не на дьяка, а на убийцу и лазутчика с литовской стороны!
Патрикеев вздрогнул.
— Ну-ка, ну-ка — что ты сказал? Это Полуехтов — лазутчик? У тебя есть доказательства?
Слишком поспешно задал этот вопрос боярин, и что-то особенное было в его заинтересованности. Медведев придержал уже готовую сорваться фразу. Он сделал короткую паузу и сказал:
— Я незнаком с великокняжеским дьяком Полуехтовым. Я преследовал другого человека. Его зовут Степан. Это слуга князя Семена Вельского — изменник и убийца. Он участвовал в похищении дочери Картымазова, своей рукой убил отца Бартенева, когда тот ехал в Москву, чтобы перейти под власть великого князя, и который, наконец, едва не помешал мне выполнить волю государя!