Служу Родине. Рассказы летчика
Шрифт:
Быстрее на выручку! Сейчас фашист откроет огонь!
Догоняю «мессершмитт» сзади, сверху, и даю несколько очередей. Фашист переворачивается и падает в лес.
Подлетаю к разведчику почти вплотную и машу ему кулаком: «Уходи! Бой разгорается во всю. Поворачивай!» На этот раз он послушался, и мы стали уходить на нашу территорию.
Моя группа, отбиваясь от вражеских истребителей, прикрыла разведчика. Фашисты повернули и врассыпную полетели на запад.
Они потеряли четыре самолёта, мы — один.
Мы до поздней ночи, несмотря на тяжёлый день и ранний подъём, не спали: всё ждали
Паша Брызгалов твердил:
— Я убеждён, что Миша вернётся. Наверное, он на парашюте спустился и в лес к партизанам ушёл.
Когда все устали ждать и задремали, мне послышалось, что Паша Брызгалов всхлипывает, уткнувшись носом в подушку.
16. БОЛЬШОЙ ДЕНЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ
В горячих воздушных боях прошло ещё несколько дней.
23 августа 1943 года был освобождён Харьков, и войска нашего участка фронта приближались к Полтаве.
В эти дни напряжённых воздушных боёв в моей жизни свершилось событие, которого я ждал с таким волнением.
Однажды ко мне в землянку пришёл посыльный из штаба и передал:
— Звонили из политотдела: вас завтра утром вызывают на парткомиссии.
Я долго не мог уснуть. С юношеских лет я испытывал благоговейное уважение к высокому званию члена партии. И сейчас, готовясь к большому для меня дню, думал об одном: примут ли меня? Достоин ли я?
…Идёт заседание парткомиссии. Принято несколько боевых лётчиков. И вот я слышу слова председателя комиссии:
— Вы приняты в члены большевистской партии, товарищ Кожедуб. Поздравляю вас! Отныне вы обязаны ещё смелее, ещё искуснее драться с врагами нашей Родины. Желаю успеха!
Взволнованно отвечаю:
— Спасибо! Надеюсь, что смогу оправдать доверие, оказанное мне партией… Сделаю всё для этого.
На душе у меня светло.
Теперь каждый день с утра я ждал, не появится ли на нашем аэродроме маленькая машина начальника политотдела — он должен был приехать и вручить партбилеты лётчикам, принятым в партию. Возвращаясь на аэродром, я каждый раз спрашивал техника Иванова: «А начальник политотдела не приезжал?»
27 августа утром, прилетев с боевого задания, я замечаю необычное оживление у КП. Там собралась большая группа офицеров.
— Приехал начальник политотдела полковник Боев, — говорит мне Иванов.
Торопливо причёсываю волосы, свалявшиеся под шлемом, надеваю пилотку, подтягиваюсь и направляюсь к товарищам. Еле сдерживаюсь, чтобы не побежать.
Полковник — я вижу его ещё издали — разговаривает с лётчиками. Он всех отлично знает, он в курсе всей нашей жизни, и когда прилетает к нам, то всегда находит время с каждым поговорить, каждого расспросить. За большими делами он никогда не упускает мелочей. Мы это очень ценим.
Евстигнеев и Амелин уже получили партийные билеты. Лица их сияют. Поздравляю друзей.
Ко мне подходит начальник политотдела и едва успевает вручить мне партбилет, как раздаётся команда: «Все по самолётам!»
Опять срочный вылет. Все бегут к машинам. Тщательно прячу партийный билет в левый нагрудный карман и, счастливый, испытывая какой-то особенный подъём, бегу к своему самолёту, напутствуемый полковником Боевым:
— Желаю успехов, товарищ!
Иванов меня поздравляет. Я его обнимаю и влезаю в кабину. Сигнальная ракета — и наша шестёрка вылетает.
В этом бою я сбил «Фокке-Вульф-190».
17. ВЕСТИ ИЗ ОСВОБОЖДЁННЫХ РОДНЫХ МЕСТ
Войска нашего фронта с боями приближаются к Полтаве. Идёт единое общее наступление Советской Армии — от Белоруссии до Таманского полуострова. Часто, летая в разведку, вижу, как враг оттягивает войска к западному берегу Днепра.
Советские войска перешли через Десну. Внимательно слежу по карте за продвижением наших частей — они всё ближе и ближе подходят к моим родным местам. Освобождённые города обвожу красными кружками.
И вот наконец отмечаю на карте красным кружком Новгород-Северский. Там уже рукой подать до Шостки и родной Ображеевки.
Однажды, когда я вернулся с боевого задания, меня ждало несколько писем. На одном из конвертов я увидел почерк отца. Буквы запрыгали перед глазами. Я крикнул Мухину:
— Вася, письмо от отца получил!
И побежал на своё любимое место — под крыло самолёта.
Я читал, и слёзы застилали мне глаза.
«Дорогой сынок Ваня!
Все мы вместе желаем вам, фронтовикам, удачи, победы над врагом, боевого и смелого духа. До чего же ты обрадовал меня своим письмом! Что тебе писать о нас? Где теперь Яков и Григорий — не знаю. Григория фашисты угнали в рабство. Яша — с первых дней в боях. Саша тоже прислал письмо, беспокоится о тебе. Высылаю его адрес. Мотя с ребёнком живы. Наше село фашистские захватчики не успели сжечь. А вот село твоей мамаши — Крупен — сожгли. Односельчан наших — тринадцать человек — убили. Нашего соседа, старинного друга Сергея Андрусенко, фашисты замучили в здании техникума, где ты учился. Ещё там замучили восемьсот человек.
Я знаю, что фашистам не быть хозяевами на нашей земле, потому что наша Родина — великая сила. Радуюсь, что ты бьёшь врага. Только, Ваня, не заносись и честно выполняй свой долг перед Родиной. Я, Ванюша, за эти тяжёлые годины сильно состарился, но сейчас снова работаю, наш колхоз оказывает мне помощь. Жду от тебя письма, дорогой сынок. Передай от меня привет всем твоим друзьям.
Твой отец Никита Кожедуб».
Внизу отец приписал две тронувшие меня стихотворные строчки:
Вспоминай, Ваня, мамашу.
Защищай ты страну нашу.
Трудно передать, что я перечувствовал и передумал, прочитав письмо отца. Лютая ненависть к фашистам, замучившим земляков, охватила меня. Вспомнилась дорога к Десне — по ней отец и Сергей Андрусенко ходили рыбачить; родник у берёзовой рощи, где они отдыхали. Перед глазами стояли родные лица, родные места.
Хорошее, тёплое письмо прислали мне и из сельсовета. Я знал, что мой старый отец не одинок, что его поддерживают, о нём заботятся. И тут же, под крылом самолёта, написал ответные письма и письмо брату Александру.