Смарагд, или Жаркое лето 2010-го
Шрифт:
Эпизод 9. Цитата дня № 2: «Все люди – дураки или притворяются!»
Лето 2010 года, день, Москва, салон «джипа»
На пассажирском сидении «джипа» – Полковник. Его полноватое багровое лицо скрывают большие дымчатые очки. Одет он достаточно фривольно: в цветастые шорты – такие еще называют «бермуды» – и рубаху, которую принято называть «гавайской». Он оглядывается и смотрит на Юру. Потом – на своих людей. Снимает очки и спрашивает подчеркнуто сдержанно:
– Кто это? Где объект,
– Но, товарищ полковник…
«Ребята» тоже смотрят на Юру. Лица их отражают целую гамму быстро сменяющих друг друга эмоций: радость, удивление, уныние, досаду, раздражение!
Юру недружелюбно сжимают с двух сторон крутые плечи «ребят».
– Ты кто, парень?
Юра невесело усмехается и молчит. Плечи «ребят» сжимают его посильнее.
– Это ошибка. У меня там вещи остались, – произносит он ровным, без интонаций голосом и добавляет стандартный набор: – Вы не имеете права… Это произвол… Я буду жаловаться…
Полковник водружает очки на нос и бросает раздраженно:
– Разберемся… В контору! – командует он водителю.
Эпизод 10. Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Общий шум в зале нарастает. Местами возникают стычки между слушателями. Раздаются выкрики: «геть!», «долой!», «дайте же сказать!», «я на него в суд подам!», «анафема!», «верните деньги!», «заткните ему рот!», «сами заткнитесь!», – но мощный голос Лаврова перекрывает звуковые колебания аудитории:
– Худшие из вас! Худшие, вы живете прошлым – как могильные плиты. Религия ваша – камень на могиле вашего бога, имя которого начинается с самой маленькой буквы на свете!
Возмущенные, под физическим давлением своих противников, начинают покидать аудиторию. В дверях первые из них сталкиваются с бледным соглядатаем Лаврова. Пропуская их, тот улыбается змеиной улыбкой, вытирает со лба пот полотенцем и отступает вглубь коридора. Лавров кричит вслед уходящим:
– Кто досидит до конца лекции, получит деньги обратно!
Под хохот оставшихся некоторые из уходящих пытаются вернуться на свои места. Их товарищи не дают им этого сделать: хватают за руки, толкают в спины – и угрожающе потрясают кулаками в сторону Лаврова. Кое-где снова возникают потасовки. Возвышение кафедры окружают добровольные защитники Лаврова. Тот продолжает повышать голос:
– Вы присвоили себе право судить и рядить, будто прошлое и будущее – открытая книга, в которой вы читаете свои кривые истины. Но скоро вы сами убедитесь в своей неправоте. Потому что, повторяю, жизнь – живее и непредсказуемее смерти. Ну? Что скажете? Повторяю: я обращаюсь только к искренним. Неискренним, подлецам и подонкам просьба не беспокоиться. Итак? Нет желающих? Хорошо. Тогда я обращаюсь к оставшимся…
Оставшиеся пересаживаются поближе к кафедре, рядом с которой стоит Лавров. Слушателей уже не так много, как было вначале, но еще вполне достаточно, чтобы помещение не казалось пустым. Обращаясь к бритоголовой девушке Причуде, Лавров устало произносит:
– Все люди – дураки или притворяются…
Эпизод 11. 26 июля 2010 года, понедельник, ночь, полнолуние, Москва, квартира Лаврова
Ночь. Комната освещена только монитором работающего компьютера, что на столе у окна, да зеленым дисплеем электронного органайзера на комоде. Дисплей органайзера показывает число, день недели, время и температуру: «26 июля 2010 года – понедельник – 23:24 – +34 С». На экране монитора – текст, по которому в автоматическом режиме движется курсор, выделяя слова. Выделенные слова механически внятно раздаются из динамиков компьютера: «В се же лето умре Брячислав, сын Изяславль, внук Володимерь, и Всеслав, сын его, седе на столе его…»
Окна распахнуты настежь. Тонкие тюлевые занавески поникли, как и листва деревьев за окном, – полный штиль. В большинстве квартир дома напротив – такие же распахнутые окна и балконные двери. Но в квартирах с кондиционерами, наоборот, все форточки, окна и балконные двери наглухо задраены. Из кондиционеров наружу капает вода. Коты слизывают эту влагу с мокрого асфальта.
Синтезированный голос продолжает:
«…Его же роди мати от въолховованья. Матери бо родиши его бысть ему язвено на главе его…»
На полу, рядом с разобранным для сна диваном Лавров занимается любовью с молодой женщиной. Это бритоголовая девушка Причуда из университета. Тонкое покрывало скрученным жгутом переплетает влажно блестящие тела.
«…рекоша бо волсви матери его: "Се язвено навяжи на нь да носит е до живота своего", еже носит Всеслав и до сего дня на себе; сего ради немилостив есть на кровьпролитье…»
Женщина издает приглушенные стоны. Оба слегка задыхаются. Лицо Лаврова заливает пот.
«…Первое упоминание о Всеславе Полоцком: Софийская летопись под 1044 годом; "Повесть временных лет", том 1, стр. 104…»
По ближайшему шоссе медленно ползут автомобили. Над столицей висит обычная легкая дымка. Сквозь нее на город смотрит огромная луна. Полнолуние.
Любовная парочка не обращает внимания ни на голос из динамика, ни на трели телефонного звонка, ни на призывные световые и звуковые сигналы «мобильника», – Лавров и его партнерша неутомимо и самозабвенно занимаются своими изнурительными сексуальными упражнениями.
Синтезированный голос из динамиков компьютера, ошибаясь в ударениях и паузах, продолжает:
«Песня о Волке. Запев. Не начать ли, братья, нашу песню новыми словами о старых временах? Не рассказать ли нам всю правду про Всеслава, князя Полоцкого, оборотня и волхва-чародея? Но рассказывать начнем не по роману "Русь Великая", не Валентину Иванову последуем; и не за "Владимиром" Скляренки побежим поспешными стопами; не за популярными брошюрами вскачь. Мы расскажем, братья, нашу повесть от Владимира Крестителя Святого, прозванного Красным Солнышком в народе, и до правнука его, Всеслава, князя Полоцкого, нечестивца чернокнижника. Если так желают братья, мы начнем. Если нет – без братьев обойдемся!»