Смарагд, или Жаркое лето 2010-го
Шрифт:
Лавров вещает:
– Лето стоит душным до умопомрачения. В такое лето может произойти все, что угодно. Даже то, что не может произойти никогда. А ведь «никогда» смеется даже над Вечностью. Значит, нынешнее лето посмеётся над «никогда», которое смеется над Вечностью! Запоминайте: «Душное лето смеётся даже над Вечностью!» Считайте, это – цитата дня.
Аудитория снисходительно внимает Лаврову. Фанаты «Спартака» и «ЦСКА» выясняют между собой отношения. Двое сцепились так, что шарфы их перепутались: на шее «спартаковца» оказался шарф фаната «ЦСКА», а шарф «спартаковца» – в кулаке «армейца». На фанатов поругиваются, призывая к порядку, как «голубой воротничок», так и грозный бородатый байкер, синий
Эпизод 5. Лето 2010 года, день, Москва, Центр
В прицеле снайперской винтовки – Юра, выходящий из ресторана дорогого закрытого клуба. На нем все тот же «клубный» наряд: синий блайзер, белые брюки, лакированные туфли, морское кепи. В руках он несет тяжелую коробку. Под мышкой – трость. Он ставит коробку у ног. Носовым платком вытирает лоб.
Красочный рекламный стенд около входа оповещает о презентации редких и старинных коллекционных вин и коньяков из Франции.
У входа стоят несколько мужчин в таких же, как и у Юры, костюмах. Мужчины учтиво раскланиваются с ним, когда он выходит. Юра небрежно кивает в ответ. Взмахивает тростью, – и швейцар тут же бросается ловить для Юры такси.
Снайпер удобно расположился в слуховом окне чердака дома напротив. Он сообщает по ларингофону:
– Вижу объект. Готовность ноль.
Прислонив трость к колонне, Юра закуривает сигару…
Эпизод 6. Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Аудитория снисходительно внимает Лаврову. Кришнаит негромко напевает свои мантры. Лавров резко повышает голос:
– Братья мои разлюбезные! давайте определимся! Представлюсь еще раз: я – Порфирий Лавров Неунывающий! Скажу сразу: я – солнцелюб и тучененавистник. А вы кто, братья мои? Я обращаюсь к вам, искренние! Любые и всякие, собирающиеся в стаи! Монархисты, фашисты, коммунисты, христиане, мусульмане и прочие. К вам я обращаю свое первое слово – вводное слово! – чтобы между нами не осталось неясностей. Ко всем остальным это мое слово никакого отношения не имеет…
Лавров замолкает и холодным взглядом обводит присутствующих. Он подмигивает бритоголовой девчушке в легком платье, Причуде, сидящей в первом ряду, и насмешливо произносит:
– Внимание! Ввожу шершавого!
Причуда улыбается в ответ и с обожанием глядит на Лаврова.
«Какие же у нее все-таки каштановые глаза», – думает про нее Лавров.
Эпизод 7. Лето 2010 года, день, Москва, Центр
Снайпер на чердаке повторяет в ларингофон:
– Готовность ноль! Почему молчите?
И слышит в ответ истеричное:
– Отбой! Ошибка! Немедленно уходи оттуда!
В этот момент на снайпера набрасываются экипированные бронежилетами и касками вооруженные сотрудники спецслужб, а на улице Юру подхватывают под руки дюжие люди «в штатском» и, самоотверженно прикрывая его своими телами, впихивают в резко притормозивший «джип» с тонированными стеклами и синим маячком на крыше. Юра, конечно, пытается сопротивляться и даже возмущаться:
– В чем дело, господа? По какому праву?
Но краем глаза замечает, как «одноклубники» дружной гурьбой ретируются внутрь здания, и расслабляется, вздыхает и произносит:
– Если насилие неизбежно…
Он с сожалением оглядывается на свою коробку и добавляет обреченно, ни к кому не обращаясь:
– У меня там вещи остались…
«Джип» срывается с места и, набирая скорость, ныряет в первый же переулок…
Коробка, трость, морское кепи и дымящаяся сигара остаются на тротуаре. Швейцар, испуганно озираясь, жестами отпускает таксомотор и начинает поднимать вещи Юры, но к нему подходит представительный мужчина и «конфиденциально» просит этого не делать. Швейцар понимающе кивает и бросает трость, фуражку и сигару рядом с коробкой. Мужчина еще раз что-то говорит швейцару на ухо, – и тот отскакивает подальше от коробки, а потом и вовсе скрывается в вестибюле и выглядывает оттуда через толстое зеркальное стекло массивной дубовой двери. Тогда мужчина оглядывается по сторонам, поднимает тяжелую коробку и неторопливым шагом идет прочь от ресторана. Убыстряя шаги, он переходит на бег и сворачивает в ближайший переулок. Буквально тут же у входа в ресторан появляются двое мужчин бомжеватого вида. Они довольствуются кепи, тростью и дымящейся сигарой. Швейцар выскакивает из-за двери, кричит им вслед, пытаясь остановить, но бродяги с независимым видом следуют своим курсом – туда же, где скрылся мужчина «в штатском» с Юриной коробкой в руках, – попыхивая по очереди Юриной сигарой. У одного из мужчин на руках безмятежно спит маленький котенок…
Эпизод 8. Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Лавров еще раз подмигивает бритоголовой Причуде и насмешливо повторяет:
– Внимание! Ввожу шершавого! Братья! Некоторые из вас называют себя русскими и православными. И бьют себя в грудь. Когда вы называете себя так и так стучите, мне представляется, что я, Порфирий Лавров, – одинокий марсианин на этой земле…
Лавров держит паузу. Аудитория понемногу начинает обращать на него внимание: фанаты миролюбиво рассаживаются по своим местам, кришнаит перестает распевать. Все смотрят на Лаврова. Тот картинно машет рукой и с горечью произносит:
– Эх-ма! Хотелось быть снисходительным, но не получается! Потому что жизнь моя проходит не на Марсе. И всякий может, походя, зацепить меня пальцем, плюнуть в спину, утопить молчанием! Потому что я – ненавистен вам. Потому что я – тут! Я же в отместку могу только искренне признаться, что:
Я ненавижу слово "МЫ"
И язык, на котором вместе кричат "Я",
Но больше всего на свете – слово "ТЫ"
И указательный палец, направленный на меня.
Палец-пистолет – может быть, пугач, а может быть, и нет. И если я мешаю вам, значит и вы – стараетесь! – мне. И я скажу вам по этому поводу так…
Притихшая аудитория начинает глухо роптать – как прибой или шум листвы под налетевшим порывом. Лавров не обращает на это никакого внимания.
– …скажу вам по этому поводу так: лучшие из вас! Лучшие из вас, вы – цыплята! Вы уже цыплята…
Лавров делает ударение на «уже»:
– Вы уже цыплята! Но как бывшие яйца, вы защищаете старую скорлупу, которая давным-давно ни на что не годна и только мешает ходить – колет пятки и противно хрупает. И не надо показывать пальцами, будто я – один такой, белая ворона, Порфирий Лавров Неунывающий. Я не один. Я – солнцелюб и тучененавистник. Я – человек жизни. А вы – мертвецы, пытающиеся воскресить смерть. Но жизнь живее смерти и разрушительнее ее. Поэтому камни ваши – скорлупа и хруст – разрушатся, как бы вы ни старались сохранить их…