Смайлик на асфальте
Шрифт:
– Неужели никто ничего не видел? – поинтересовался Артём, пока подполковник не начал рассказывать дальше. – А как же видеокамеры, регистраторы, треки джи-пи-эс на телефонах?
– А никак, – хмыкнул Брагин. – Никаких данных. Либо камеры не работали, либо записи успели уже стереть, а телефоны почти всегда оказывались выключенными или разбитыми. Но даже если камеры и работали, то пользы от них было чуть. Вот тебе еще пример. Случай – мистика чистой воды. Парень с подругой отправился на стадион на футбольный матч. В перерыве пошел в туалет и на трибуну не вернулся. На телефонные звонки не отвечал. Когда закончилась игра, подруга обратилась
– И что в итоге?
– А ничего.
Подполковник откусил здоровенный кусок пиццы, прожевал и положил на стол смартфон.
– Но по сравнению с американским делом есть одна особенность. Посмотри фото, может, заметишь сам.
Артём пролистывал фотографии, Ольга пристроилась рядом и тоже смотрела на экран.
– Ну? Каков вердикт?
– Американские смайлики все разные, а наши будто нарисованы одной рукой, – заметил Артём.
Брагин одобрительно кивнул.
– У наших еще форма странная – две перекрещивающиеся дуги, а не обычный круг, – добавила Ольга.
Брагин кивнул во второй раз.
Беседа на время прервалась – все занялись пиццей.
– Третьей жертвой должна была стать Ольга? – Артём изменил тему, вернувшись к сегодняшним проблемам.
– Да. И никакой связи с двумя предыдущими случаями. Конечно, можно попробовать набросать фоторобот нападавшего на нее на Удельной – я постараюсь принести программу – но Оля говорит, что кроме надвинутой на глаза бейсболки мало что запомнила. Так?
Брагин покосился на Ольгу, задумчиво крошащую корочку пиццы. Девушка слабо кивнула.
– А что насчет сегодняшнего случая? Кто эта женщина? – спросил Артём.
– Пока не знаю, но мне должны сообщить.
Ольга собрала недоеденные остатки и вышла на кухню. Брагин тут же подсел к Артёму.
– Ты понимаешь, что домой ей нельзя, – торопливо зашептал он. – Рано или поздно выяснится, что вместо нее убита подруга, и убийца может повторить попытку. Что делать будем?
– Родственники-знакомые? Или в какой-нибудь отель? – так же тихо предложил Артём.
– Не получится. Родные у нее в другом городе, знакомые могут проболтаться, а в отеле нужен паспорт, который, если помнишь, она отдала Ирине.
Брагин, еще больше понизив голос, продолжил:
– Я бы мог приютить ее у себя, но у меня не сильно презентабельная холостяцкая берлога. Поедет ли?
Артём понял, что деваться некуда. Увяз он в этом деле по самое «не могу».
– Ладно, пускай остается, – вздохнул он, сообразив, к чему клонит подполковник.
– Я не хочу никого стеснять! – Ольга стояла на пороге комнаты. Упрямо вздернутый подбородок показывал, что она слышала их разговор. – И вообще я, пожалуй, пойду…
– Куда? – всполошился Брагин. – Нет, нет, нет!
Артём поднялся и подошел к девушке.
– Я уже сегодня хоронил тебя. Думаешь, из-за чего я напился? Тошно было. И мерзко. Корил себя за то, что не смог достучаться, если не до разума, то хотя бы до твоего чувства опасности, считал, что в твоей смерти есть моя вина. Я не хочу пережить это еще раз. И то, что погибла Ирина – тоже я виноват. Хватит одной смерти.
– Спасибо, – впервые за сегодняшний день Ольга слабо улыбнулась. Ее губы дрожали.
Незаметно на город опустился вечер. Брагин ушел. Артём достал надувной матрас, уступив тахту гостье. При этом они чуть не поссорились – Ольга хотела остаться в кабинете на диванчике. И лишь после того, как Артём заявил, что он по ночам играет на компьютере – больше ничего в голову не пришло – нехотя уступила. Ей все еще было неловко. Уходя на «свою» половину, она неплотно прикрыла дверь. Хотя здесь ей бояться было нечего, но Артём понимал: вместе с темнотой вернулись и страхи. Он слышал, как она ворочается за стеной и тихонько плачет.
Он бросил матрас на пол – на бабушкином диванчике спать можно было только в позе эмбриона – и растянулся во все свои метр восемьдесят пять. Но сон не шел, и он достал папку Мориса.
* * *
Сегодня французские власти обратились ко мне с просьбой помочь. Ни минуты не раздумывая, с чувством признательности я принял предложение. Моя жизнь в Париже была серой и никому не нужной. Мои знания, опыт, репутация здесь ничего не стоили. Я влачил бесцветное, жалкое существование вдали от близких, перебиваясь случайными заработками. В отличие от иных своих соотечественников я прибыл во Францию нищим, практически без средств. Единственным моим багажом, с которым после долгих мытарств я оказался на чужбине, были мои воспоминания.
Приходя вечером домой, в маленькую съемную квартирку на окраине Париже, я усаживался в кресло и мысленно возвращался в Россию, воскрешая в памяти прошлое. Перебирая раскрытые дела, я говорил себе, что жизнь прожита не зря. Я работал на Россию. С каждым пойманным вором, с каждым задержанным убийцей стараясь сделать ее светлее и чище. Эти мысли поддерживали меня в тяжелые эмигрантские дни. Я жил прошлым, настоящего и будущего для меня не существовало. Мне казалось, все кончено.
И вот теперь, стоя на набережной Сены и вглядываясь в ее мутные зеленоватые воды, я чувствовал, что прошлое вернулось…
Эта история началась октябрьским утром 1916 года – я временно исполнял обязанности помощника начальника сыскной полиции Петрограда – когда на пороге моего кабинета возникла долговязая, сутулая фигура секретаря. Изогнувшись знаком вопроса, он произнес:
– Петр Маркелыч, к вам девица Загоскина рвется, невеста Топилина. Висельника, что давеча схоронили на Охте.
Секретарь перекрестился – на Охтинском кладбище хоронили самоубийц и нехристей.
– Прикажете просить или как?
Ответить я не успел, потому что в кабинет ворвалась сама Загоскина в огромной шляпе со страусовыми перьями. Загоскина рухнула на стул, жалобно скрипнувший под ее дородной фигурой. Из-под черной вуали послышались сдавленные рыдания. Крупные, совсем не женские руки принялись терзать батистовый платочек, казавшийся в них совсем крошечным.
Многолетний служебный опыт выработал у меня привычку терпеливо сносить дамские истерики. Я поднялся из-за стола, накапал успокоительного, плеснул воды из графина и протянул стакан Загоскиной. Она оттолкнула мою руку, потом все же выпила предложенное.
Я вернулся за стол и запасся терпением. Спрашивать, что привело девицу в управление полиции, было бессмысленно – визит наверняка касался смерти ее жениха. Для меня не было необходимости освежать в памяти подробности. Дело было недавнее, я его хорошо помнил и не видел, чем могу помочь.