Смех Циклопа
Шрифт:
Наконец-то хоть кто-то полюбил ее тело, проявил к нему внимание. Она знала, что, разыгрывая покорность, на самом деле сама принимает все решения, определяет заметность следов на теле, силу их любви. Выражение «подчиниться, чтобы главенствовать» как нарочно придумали для их игр.
А потом произошел «инцидент».
Вторая великая шутка в моей жизни после рождения на кладбище.
Дело было в субботу вечером.
Небо хмурится, вдали сверкают молнии, гремит гром, пока еще без дождя.
Лукреция Немрод глубоко вдыхает теплый
Суббота, 10 вечера.
Как было у них заведено, две воспитанницы приюта сошлись в комнате Мари-Анж и разделись.
В этот раз любовница привязала ее к четырем углам кровати. Лукреция лежала на спине, совершенно голая, с завязанными глазами, с кляпом во рту.
Пошли ласки, поцелуи, укусы, розги.
Каждым нервом, каждым сантиметром кожи Лукреция чувствовала нарастающее запретное наслаждение, стонала, невзирая на кляп, под Lacrimosa Моцарта, звучавшую все громче.
Вдруг поцелуи прекратились.
Лукреция ждала в волнении и нетерпении. Странно было чувствовать обдувающий живот поток свежего воздуха. «Мари-Анж забыла закрыть дверь», – мелькнуло в голове.
Но вскоре послышались какие-то звуки, шуршание. Потом громкое «тсс!».
Все стало ясно, когда Мари-Анж сорвала с ее глаз повязку.
В комнату набилось десятка три девушек. Они окружили ее, вооруженные фотоаппаратами и телефонами.
Лукреция умирала от унижения. И тут Мари-Анж произнесла два страшных слова:
– АПРЕЛЬСКАЯ РЫБА! [9]
Суббота, 1 апреля!
Взяв фломастер, любовница нарисовала между ее грудей рыбину. Такого жуткого смеха, каким она это сопровождала, Лукреция не слышала ни до, ни после этого.
Ее великая любовь не только предала ее, но и выставила на посмешище перед всеми обитательницами их этажа в честь Дня смеха.
Ненавистное 1 апреля.
Мари-Анж не унялась: она отдала фломастер девчонкам, чтобы желающие разрисовали «апрельскими рыбами» все тело жертвы.
9
Так во Франции называют первоапрельские розыгрыши.
К первой рыбине добавился целый косяк, голов двадцать.
Все от души хохотали над удавшейся шуткой.
Ненавистное 1 апреля!
Когда хохотушки убрались, Мари-Анж отвязала ее и погладила по голове.
– Ты ведь поняла, что это шутка?
Лукреция молча оделась.
– Я рада, что ты не злишься. Я боялась, что ты начнешь орать и перепугаешь младших. Ключ к юмору – удивление. С первым апреля, Лукреция.
Она ласково потрепала ее по щеке и поцеловала в кончик носа.
Небо раскалывается от грозди ослепительных молний. Лукреция Немрод по секундам вспоминает все, что последовало за тем незабываемым 1 апреля.
Сначала она, глотая слезы, забилась в свою каморку. Потом необходимость погнала ее в душ. Там она бесконечно, до крови терла себя губкой, избавляясь от рыб у себя на груди, животе, руках и ногах. Но чернила успели въесться в кожу. Пришлось смириться и положиться на время. За недели и месяцы естественное отшелушивание должно было вернуть ее коже нормальный вид.
Завернувшись в полотенце, вся красная, с кровоточащим сердцем, она вернулась к себе, упала на кровать и дала волю неудержимым рыданиям.
Через некоторое время она машинально включила маленький транзистор у изголовья. Разглядывая себя, она не обращала внимания на шелестящий голос. Краснота спадала, и рыбы снова всплывали на поверхность, проявляясь на розовой коже. При их виде у нее отпали последние сомнения.
Юная Лукреция достала бритву и занесла ее над запястьем, над рыбьим хвостом. «С первым апреля!.. Это шутка» – звучало у нее в голове.
Она отчетливо помнит прикосновение ледяного лезвия к коже, помнит уже появившуюся бурую каплю крови.
«Подожди, не делай этого!»
Она замерла и услышала продолжение:
«…Не делай этого! – повторил голос. – Что толку? Здесь нет рыбы.
Огорченный эскимос бредет дальше. Снова он пилит лед, снова опускает в воду леску с наживкой на крючке. Он ждет, сидя над полыньей.
– Здесь тоже нет рыбы, – снова раздается голос.
Рыбак оборачивается, ищет того, кто ему мешает, но никого не видит. Решив, что стал жертвой галлюцинации, он идет дальше, делает во льду новую полынью, опускает леску и ждет. Серьезный раздраженный голос не заставляет себя ждать:
– Сказано тебе, нет здесь никакой рыбы!
Рыбак встает, грозит небу кулаком и кричит:
– Кто со мной говорит? Бог?
И голос отвечает:
– Нет, директор катка».
Из транзистора льется хохот.
Лукреция поневоле хихикает, вторя веселью в эфире, и ручеек жизни понемногу гасит испепеляющую лаву обиды.
Смеяться и одновременно кончать с собой затруднительно. Мышцы расправились, рука машинально положила бритву, чтобы сделать громче звук, она свернулась в калачик, как побитая собачонка, завороженная обращающимся к ней голосом. Принуждая ее смеяться, Дариус понемногу возвращал ее к жизни. Когда она наконец уснула, слезы успели высохнуть. У нее появился новый друг, она не знала его в лицо, только по голосу, но судьба одарила ее этой дружбой в нужном месте, в нужный момент.
Теперь Дариус Возняк, этот комик от бога, лежал под мраморной плитой. А тогда его еще не прозвали Циклопом, он еще не стал знаменитостью, только-только начал выбиваться из безвестности.
Сам того не зная, понятия не имея о ее существовании, он вызвал у нее смех и спас ей жизнь.
Все последующие годы Лукреция не оставляла попыток узнать о нем побольше. При любой возможности она посещала его выступления. Видя его на сцене, дыша одним с ним воздухом, смеясь над шутками, которыми он веселил публику, она чувствовала, как в ней возрождается и крепнет драгоценное чувство облегчения и довольства, которое она впервые ощутила, когда попыталась выпустить из себя кровь. Незаметно для нее Дариус превратился в члена семьи. Она, лишенная семьи, имела роскошь выбрать ее самой.