Смех и смертный грех
Шрифт:
— Что случилось? Это из-за вчерашнего нашего с ним разговора в кафе? Он до сих пор переживает, что он не сын профессора?
— Вчера папа был просто потрясен, что верно, то верно. Но он держался. А вот сегодняшняя беда его просто сразила.
— Какая беда?
— Ты разве ничего не знаешь?
— Что произошло?
Екатерина Леопольдовна помолчала, а потом все же призналась:
— Игоря арестовали.
— Почему? — удивился Эдик.
— Его обвиняют в убийстве бабушки.
Сердце у Эдика упало. Что-то в этом роде он и ожидал услышать.
— Но как? — воскликнул он. — Почему?
— Прости, милый, — попрощалась мать с сыном. — Кажется, папа меня звал. Его эта новость просто ужаснула. О, бедный! Ему так плохо!
И она повесила трубку, не пожелав ничего ни объяснить, ни прибавить. Возможно, что Екатерина Леопольдовна и сама не знала подробностей. Она относилась к тем людям, которые умеют абстрагироваться от вещей, которые напрямую их самих не касаются. Игорь был ей всего лишь дальней родней, да еще не слишком любимой к тому же. А вот Арсений Иванович был мужем, и мужем любимым. Мама Эдика умела очень точно расставлять приоритеты и сейчас сосредоточила свои усилия на том, что считала действительно важным.
Но Эдик не мог вести себя подобным образом. Да, Игорь был ему неприятен, но признать его виновным в убийстве бабушки… Это было уже слишком.
— Может, какая-то ошибка?
Однако следователь, которому они позвонили, развеял все их сомнения.
— Игорь не просто так нами задержан. Есть веские причины. Ему уже предъявлено обвинение в убийстве Надежды Сергеевны Завгородцевой.
— Но на каком основании вы ему предъявляете такое серьезное обвинение?
— Во-первых, он и его мать являются прямыми наследниками убитой.
— Мой отец и я — тоже. Вы и его, и меня арестуете?
— Вовсе нет, — заявил следователь. — Завещание написано лишь на Ларису и Игоря.
Пока Эдик переживал этот новый удар судьбы, следователь продолжил:
— Кроме того, и косвенные улики также говорят о виновности Игоря.
— Какие именно улики?
— Отпечатки пальцев в каюте убитой.
— Он там жил.
— А как вы объясните найденные нами отпечатки его рук на теле убитой? В частности, в области шеи?
— Возможно, Игорь трогал тело? Обнимал мертвую бабушку, будучи не в себе от горя?
— За шею? — усомнился следователь.
— Пытался нащупать пульс у яремной вены.
— К тому же рост и телосложение убийцы, продиктованные нами экспертами, говорят о том, что этим человеком мог быть Игорь. Он идеально подходит на эту роль по своим физическим характеристикам.
— Но этого же все-таки недостаточно. Мало ли кто еще такого же роста и телосложения мог быть на теплоходе!
— Кроме того, мы побеседовали с соседями, — продолжал говорить следователь. — Все они в один голос утверждают, что в последнее время где-то на протяжении месяца у внука и дочери было много разногласий со старухой.
— Характер у бабушки был не сахар. Она обожала поучить своих близких. Наверное, Игоря это изрядно доставало.
— Тут дело в чем-то другом. Характер у старухи испортился не за один день. Но прежде они трое жили вполне мирно. Однако в последний месяц с ними что-то случилось. Не только Игорь настойчиво требовал от бабушки денег, его мать тоже в этом не отставала.
На это Эдику было нечего возразить.
— Мало ли для каких нужд, — только и пробормотал он.
Но душу его снова наполнили самые черные мысли. Слова Сергея о том, что он открыл Ларисе правду, не шли у Эдика из головы. И случилось это месяц назад, как раз совпадало по времени с начавшимися военными столкновениями между Надеждой Сергеевной, с одной стороны и ее дочерью и внуком — с другой.
— А что, если Лариса стала требовать у старухи деньги? Так сказать, свое наследство, которое Надежда Сергеевна когда-то у нее украла?
Взаиморасчеты в данном случае должны были представлять собой вещь крайне затруднительную. Ведь времени прошло немало. И Надежда Сергеевна, конечно, могла бы справедливо возразить, что часть денег из пусть и присвоенного ею наследства отца она все же потратила на Ларису, а потом и на Игоря.
— Как ни крути, а именно Надежда Сергеевна вырастила Ларису, а потом помогла поднять на ноги и Игоря.
Но если этот факт еще и мог остановить Ларису от крайних мер, то Игорь вряд ли был способен на подобное благородство. Услышав, что деньги, которыми распоряжается старуха, отчасти и его тоже, он мог прийти в неистовство. Игорь вообще очень трепетно относился к любой вещи, которую считал своею. Если вспомнить, как он сражался с Лесей за свою фотокамеру, а с незнакомым старичком — за тарелку, которую опять же считал своей, то что же он мог сделать с Надеждой Сергеевной, которую, без сомнения, счел виновной в краже состояния своей матери, а значит, и своего состояния?
— Неужели следователь прав? — ужаснулся Эдик. — Неужели у нас в семье все же завелся убийца? И этот убийца… Игорь?!
Эдик был сражен наповал последними известиями. Но тут ему снова позвонила мама:
— Мы с отцом едем к Ларисе, — сказала она. — Врачи говорят, что состояние ее вновь ухудшилось. Можно ожидать самого скверного. Ты с нами?
— Разумеется.
У палаты Ларисы собралось несколько человек, все они стояли с такими печальными лицами, понурившись, что у сыщиков упали сердца.
— Уже? Она умерла?
— Пока нет, но все идет к тому. Врачи говорят, возможно, ей осталось жить меньше суток.
— Она хотя бы в сознании?
— Да. И хочет видеть Игоря.
— Но это невозможно. Игорь арестован, он находится в полиции.
— Лариса об этом ничего не знает, — покачал головой Арсений Иванович.
— Мы пытались придумать подходящую отговорку, но она нас выгнала и заявила, что единственный, кого она хочет видеть, это ее сын! Что нам делать? Эдик, как ты думаешь, может быть, полицейские согласятся отпустить Игоря, чтобы он попрощался с матерью?