Смех сквозь слезы
Шрифт:
Что делать? Объявила, что ухожу из спектакля. Но Завадский взвыл: нельзя закрывать, сборы до сих пор хорошие. Значит, надо кого-то вводить в спектакль вместо меня. Кого?
Завадский решил: Любовь Орлову. Но Орлова не из тех, кто вытягивается, прижав руки по швам, а потом рапортует: всегда готова! Она уперлась, что не станет репетировать, пока я сама не скажу, что отдаю ей роль.
Ох, хитра Любовь Петровна, хитра! Был в этом свой расчет, что я не отдам роль просто так, мол, покочевряжусь и останусь в спектакле.
Хотела ли она играть эту самую
Любовь Петровна на весь мир объявила, что ей всегда тридцать девять, и вдруг будет играть мать сенатора? Но Орлова мучилась тем же, чем и я – не было ролей.
Взялась, стала репетировать. И оказалось, что одно дело – позволить играть Марецкой на выезде, но совсем иное знать, что Орлова введена в тот состав, с которым ты играла сама. Ревность бывает ко всему – к мужчине, к друзьям, к работе, у меня вот даже к Мальчику. Ревную, если моей собаке не хотят понравиться или сторонятся его, но если Мальчику нравятся сразу, тоже ревную.
Орлову ревновала к работе, просила посмотреть, как она репетирует, радовалась (вот глупость!), когда у нее что-то получалось не так интересно, как у меня, ревновала, если получалось лучше. Любовь Петровна играла хорошо, аншлаги с моим уходом не прекратились.
Если и есть незаменимые артисты (а такие есть, достаточно вспомнить Осипа Наумовича Абдулова, потом расскажу), то я к их числу не отношусь. Заменили и не заметили, вот вам и вся слава!
Интересна судьба спектакля после того.
Только Завадский мог поступить так, как поступил. Вера Марецкая была уже смертельно больна, перенесла первую операцию, получила короткую прибавку к жизни. Кричать об этом не стали, мало кто знал, не знала даже Любовь Петровна.
Завадский решил сделать Вере последний подарок – у нее не было Гертруды, все остальное, кроме, конечно медали «За спасение утопающих» или за мужество при пожаре. Но последние две Завадский никак не мог ей организовать при всем желании.
Начни он тонуть или гореть, чтобы Вера его спасла, сделать это не удалось бы, труппа не позволила. Боюсь, что актеры стеной встали на пути героической Марецкой, дабы Завадский не смог ни выплыть, ни выпрыгнуть из горящего дома даже самостоятельно.
Оставалась Гертруда. Для этого была нужна серьезная роль, которой у Марецкой тогда не было. Завадский не придумал ничего лучше, как ввести ее в спектакль в очередь с Орловой. Орлова тоже болела, но еще не смертельно.
Почему Завадский сначала не поговорил с Орловой, как сделал когда-то со мной, передавая роль в «Дядюшкином сне» своей Верке? Любовь Петровна очень дорожила своей миссис Сэвидж, но она добрая женщина, сумела бы все понять. Но сволочь Завадский умудрился столкнуть лбами двух прим.
Марецкая сыграла несколько спектаклей и легла в Кремлевку. Да, у Марецкой была своя Сэвидж, отличная от наших, как ни болела Вера, но играла хорошо. Обидно, что в записи остался именно ее вариант и нынешние зрители, не говоря уже о последующих, будут представлять нас с Орловой точно такими же.
Орлова возмущалась, кричала по телефону, требовала объясниться. Что бы Завадскому хотя бы тогда не поговорить, нет, он предпочел прятаться за спиной директора Лосева, которому доставались все шишки. Я же говорю: сволочь, хотя и гениальная.
Слышать обо всем этом было мучительно больно.
Удивительная судьба у этого спектакля. Начинала его я с Варпаховским. Первым предал спектакль именно он, я понимаю, у Варпаховского было много другой, более интересной работы, много замыслов, «Миссис Сэвидж» для него проходная работа, но все равно режиссер не должен оставлять без присмотра свое детище, забывать о нем. Появлялся бы хоть раз в месяц, смотрел, во что превратили.
Без присмотра начали бесконечные вводы. Ладно бы удачные, а то вводили того, кто под руку подвернется или от других ролей свободен. Так неожиданно пришлось менять доктора Эммета, когда Михайлов, игравший эту роль, заболел. С ним в очередь никого, когда сможет выйти из больницы сам Константин, неизвестно.
В таком случае обычно выход простой – замена спектакля. Но только не с «Миссис Сэвидж». На этот спектакль билеты продавали с нагрузкой, люди выстаивали огромные очереди. Разве можно их обмануть?
Завадскому хоть бы что, распорядился заменить молодым актером, который мало занят в остальных спектаклях. Не буду говорить кем, он и без того получил свою порцию выговоров. Замена была такой, что я едва не получила инфаркт! Если актер и выучил текст, то, как это часто бывает, стоило шагнуть на сцену, забыл его напрочь. Приходилось подсказывать нечто вроде:
– Доктор, может, вы хотите меня осмотреть?
Доктор судорожно кивал, глядя безумными глазами:
– Да, хочу.
А что делать дальше, не знал.
Но когда он еще и сказал: «Если вы хочите, можете остаться», публика от этого «хочите» взвыла. А мне понадобилось ведро валерьянки.
Варпаховскому наплевать, может, он и хороший режиссер, очень хороший, но зачем же наверстывать упущенное не по вине зрителей и актеров время за их счет. Варпаховский ставил сразу три новых спектакля: «Дни Турбинных» во МХАТе, «Оптимистическую» в Малом и большое водное представление в цирке. Ему было не до второго состава спектакля в Моссовете. Режиссер сразу заявил, что репетировать еще с одним составом не будет.
Завадскому тоже не с руки, спектакль есть, готовить со вторым составом свой вариант нелепо, повторять то, что уже сделано, мэтру не с руки, спектакль, дающий такие сборы, брошен на произвол судьбы. При малейшем сбое играть некому.
Изначально на роль доктора утверждали и Сергея Годзи, у этого опыта больше, и таланта тоже. Но Сергей во втором составе играть не желал, а потому к роли не притрагивался. Конечно, ему обидно быть простой заменой у Константина Михайлова, но спектакль-то надо спасать!