Смерч
Шрифт:
Накинула халат, взяла в столовой молоко в детской бутылочке с соской, хотела подогреть, но махнула рукой:
– Обойдётся.
Камеры с пленниками находились в полуподвале особняка, в разных концах коридора. Их охраняли двое парней в сине-серой униформе: один читал журнал «Максим», второй курил на лестничной площадке. Увидев постоянную спутницу хозяина, он вытянулся, опустив руки по швам.
– Всё тихо, хозяйка. Пацан хныкал, теперь спит. Баба стонет, похоже, ей плохо. Может, воды дать?
– Обойдётся, –
Охранник зазвенел ключами, открыл дверь камеры, где содержался ребёнок.
Мальчик лежал голенький на узком топчане, раскинув ручонки, изредка вздрагивая. Но стоило Инне перешагнуть порог, как он проснулся, распахнул затуманенные глазки. И столько в них было понимания и страдания, что секретарша Меринова вздрогнула.
– На, пей, – сунула она соску в рот малышу.
Тот ухватился за бутылку ручками, зачмокал, но вдруг сморщился и заплакал, отталкивая бутылку.
– Пей, гадёныш!
– Давайте я покормлю, – предложил охранник.
– На, – сунула ему бутылку девушка, брезгливо вытерла руки о халат. – Он весь мокрый, смени подгузник.
– Слушаюсь.
Инна вышла, услышав, как парень пробормотал: «Молоко-то совсем холодное…»
– Заткнись там!
Охранник замолчал. Перестал хныкать и ребёнок.
Второй охранник открыл дверь камеры, где сидела мать мальчика. Точнее – лежала. Глаза её были открыты, но мысль в них отсутствовала. В таком состоянии она находилась уже четвёртые сутки, не ела, не пила, дышала с трудом, но жила. Смотреть на неё было тошно, ухаживать не хотелось, и секретарша тайком била женщину по голове, надеясь, что она наконец умрёт. Однако та ещё дышала.
– Когда же ты сдохнешь, дрянь?! – вполголоса проговорила Инна, прислушиваясь к стонам, изредка вырывавшимся из раскрытых пересохших губ пленницы. – Остохренело за тобой смотреть!
Она примерилась ударить пленницу кулаком в висок, но в этот момент в камеру заглянул охранник, протянул мобильник:
– Вас.
– Кто?
– Дежурный на воротах.
Инна поднесла трубку к уху:
– Что там ещё?
– Подъехала «Скорая помощь», врач утверждает, что от нас поступил вызов.
– Пошли его на…
– Слушаюсь. Он просит расписаться в путёвке, что вызов ложный.
– Ну так распишись.
Инна сунула мобильник охраннику, посмотрела на пленницу, поколебалась немного, но всё же ударила по голове, процедив сквозь зубы:
– Утром я тебя урою, стерва!
В коридоре ей вдруг стало холодно. Запахнув халат, она прислушалась к себе и поняла, что это – сигнал тревоги, интуиция подсказывала скорое изменение обстановки, связанное с визитом «Скорой помощи», и надо было принимать срочные меры.
Инна взбежала наверх, позвала охранника на входе в особняк:
– Объяви тревогу! К нам гости!
– Чего? –
– Пасть закрой! Все на периметр! Живо!
Охранник изменился в лице, поднёс к уху рацию, но объявить тревогу не успел.
Снаружи донёсся частый треск выстрелов, взрыв, за ним крики людей.
Вытаращив глаза, охранник метнулся из холла на крыльцо с колоннами, сдёргивая с плеча автомат.
Инна тоже бросилась было к себе на второй этаж, чтобы переодеться и вооружиться, однако наткнулась на двоих мужчин в пятнистых комбинезонах, внезапно возникших на её пути.
Один с ходу выстрелил в охранника, вывернувшегося из левого коридора, показал напарнику пальцем на замершую секретаршу, а сам легко взбежал по лестнице на второй этаж. Тихо хрустнул сучок выстрела, означавший, что выбежавший из душевой капитан Ираклишвили приказал долго жить.
Приятель спецназовца, профессионально держащий пистолет «волк» с насадкой бесшумного боя, бросил беглый взгляд на коридоры, и Инна с содроганием узнала в нём гостя Меринова, приходившего к главе СС в кабинет Госдумы. Это был Василий Котов, жена и сын которого понадобились Марату Феликсовичу для какой-то комбинации.
– Веди! – шевельнул каменными губами Василий Никифорович. Глаза его светились, как у кошки, и в них стыла такая жуткая ненависть, что Инна поняла – лучше не рыпаться: выстрелит не задумываясь!
Она покорно повернулась к лестнице в подвал, лихорадочно соображая, что делать. В таком незавидном положении она ещё никогда не была, и это бесило женщину, как полученная пощёчина.
Спустились в подвал здания.
Василий Никифорович почувствовал опасность, ткнул стволом пистолета в спину проводницы:
– Стой! Подзови охранников!
– Мальчики, подойдите, – проговорила Инна игривым тоном, зная, что охранники привыкли к другим командам и должны насторожиться.
– Хозяйка? – неуверенно выглянул из ниши слева парень, читавший журнал.
Тихо треснул выстрел. Во лбу парня расцвела кровавая розочка, он выронил автомат и откинулся обратно в нишу.
Второй охранник открыл огонь. Очередь легла в стену рядом с плечом Инны, та с криком присела, пряча голову:
– Кретин, ты чуть в меня не попал! Прекрати стрельбу!
Автомат смолк.
Воспользовавшись моментом, Котов нырнул вперёд перекатом, выстрелил дважды.
Охранник отлетел в глубь коридора, упал навзничь, затих.
Инна рванулась по лестнице наверх и наткнулась на второго гостя, смуглолицего, с глазами-щёлочками. Попыталась выбить у него пистолет, но не смогла, он прекрасно владел рукопашкой и одним ударом сбросил её с лестницы в коридор. Инна упала и сделала вид, что потеряла сознание.
Котов увидел приоткрытую дверь с торчащей в замочной скважине связкой ключей, метнулся туда.