Смерть айдола
Шрифт:
С утра имел разрешённый телефонный разговор с ЁнЭ. Связь с агентством, послабление в режиме, бла-бла-бла, всё типа за-ради моего комфорта. То, что меня подписали на какое-то шоу, - это плевать. То, что маме прислали штраф за мои покатушки на мотоцикле, это тоже, - пофигу. Готов платить гораздо больше за возможность покататься с ЕнЛин-онни. Но где теперь её взять? Её теперь муж катает… Короче, всё фигня! Но вот то, что СунОк притянули в комиссию по ценным бумагам и шьют ей дело, - вот это я не понял. Что за бред? С дуба рухнули, что ли? Как они собираются доказать наличие инсайда? На мой взгляд, дело бесперспективное, от слова «совсем». Но зачем-то же они его открыли?
Возвращаюсь из печальных мыслей в реальность. ЧжуВон уверенно исполняет и даже вроде как, с удовольствием. И эти, проверяющие. Кивают с довольными лицами в такт мелодии, словно готовы сами подключиться к нему, поддержать голосами. Может, корейцы, - это грузины? Просто немного заблудившиеся? Те тоже, хором, - как грянут! Аж заборы падают… Или грузины, - это заблудившиеся корейцы? … Накрытого стола только не хватает. Антураж нарушен. Нужно было в «караоке» идти, там тестирование проводить. И застолье бы организовали без проблем. Жаль, поздно сообразил… Впрочем, не выгорело бы. В «караоке» рояля нет. После проверки знания народных песен у меня будет ещё прослушивание, - чего я намерен там «побрякать» во Франции. Вчера, когда меня поставили в известность, я вообще обалдел от подобной непосредственности руководства. Детской непосредственности. Заявку мою на легендарный музыкальный инструмент руководство не удовлетворило, репетиций не было от слова «совсем». И вдруг, - «завтра»! Да с идиотской аргументацией – «ты там понажимай на какие-нибудь клавиши, которые тебе больше нравятся, а мы, по результатам, определим целесообразность дальнейшего развития этой темы». «Вы чё? Совсем охренели?!» - возмущённо вскричал я в ответ (другими словами). Но вопль мой пропал втуне. На служивых оказывает действие только «приказ». Негодование одного из низкоранговых винтиков армейского механизма на них не действует от слова «вооще». Побухтев про себя, стал думать – «стоит ли послать galaxy-рояль, командование и моё желание «сделать как лучше», - куда подальше?». В итоге придавил в себе оскорблённую гордость аргументом, что явление европейской публике в виде гениального композитора-исполнителя экономически гораздо выгодней, чем чувство глубокого удовлетворения от посылания военных в дальние дали.
Поэтому сижу сейчас в зале Сеульской консерватории, с которой военные договорились о привлечении её специалистов в качестве сторонних консультантов. Подстраховались, короче, военные. И потом, тут есть рояль, без какого ничего не будет…
ЧжуВон заканчивает петь. Присутствующие в зале – аплодируют. Присоединяюсь к ним.
– Сангса Пак ЮнМи. – произносит капитан, который контролирует со стороны армии текущее действо.
– Я! – отзываюсь, поднимаясь на ноги.
– Прошу вас. – приглашает меня к микрофону капитан. – Что вы будете исполнять?
– «Мужчина в жёлтой рубашке». – отвечаю я.
– Разве это народная песня? – удивляется капитан.
– Почему нет? – тоже удивляюсь я, будучи уже у микрофонной стойки. – Она достаточно древняя, чтобы претендовать на это звание.
– «Древняя»?
– В смысле, что ей много лет и она пользуется большой популярностью в стране. Люди с удовольствием её поют.
– Но ведь её всегда поёт мужчина?
– Французы об этом не знают, господин капитан.
Один из представителей филармонии хмыкает, видимо, сочтя мои слова забавными.
– А поётся она хорошо. – добавляю я аргумент капитану.
– Но разве она присутствует в утверждённом списке народных песен? – переводит разговор в формальную плоскость капитан. – Сангса, вам выдавали этот список?
– Да, выдавали. – признаю я.
– В нём есть – «Мужчина в жёлтой рубашке»?
– Нет.
– Тогда почему вы её подготовили?
Ну в конце концов, почему бы мне не разучить произведение, с которым я однажды конкретно «пролетел»?
– Мне она понравилась больше имеющихся в списке, господин капитан. – объясняю я свой поступок.
Капитан озадаченно смотрит на меня. ЧжуВон осуждающе смотрит на меня. «Консерваторщики», переглянувшись между собой, удивлённо смотрят на меня.
Пауза.
– Я доложу командованию о ваших самовольных решениях. – пугает капитан.
Ну как, - «пугает»? Пытается.
– Так точно. – отвечаю я.
Несколько секунд смотрим с капитаном друг другу в глаза.
– Хорошо, - вздыхает он, прекращая поединок. – Исполняйте. А звуковое сопровождение у вас есть?
– А что, неужели «Мужчина в жёлтой рубашке» не найдётся на диске? – удивляюсь я.
Капитан выдыхает.
(Позже. Там же)
Ооо, рояль!
После того как я показал, на что способен как исполнитель народного творчества, «высокая комиссия» с умными лицами покивала друг другу и её старший предложить перебраться в другой зал, в котором – «есть условия для проведения следующего этапа прослушивания». С предложением согласились. Требовать - «тащите рояль сюда!», никому в голову не пришло, поэтому послушно «почапали» следом за указывающими путь хозяевами. Пока шли, процессия как-то постепенно приросла числом. Похоже, игра на рояле здесь вызывает больший интерес, чем распевание корейских песен. Кто бы мог подумать такое о консерватории? Капитан против присоединения новых людей не возражал, поэтому в выбранный зал с невысокой сценой я ввалился в большой компании не пойми кого. Людей, которых вижу первый раз в жизни. Ничего не имею против их персон, но, «пардонэ муа», пол зала ведь набилось?! Это уже не прослушивание, а концерт получается. На такое я не подписывался!
– Уважаемая комиссия. – поднявшись на сцену и повернувшись лицом к зрителям, говорю я. – Прошу вас принять к сведению ряд обстоятельств. Первое заключается в том, что ещё ни разу не исполняла произведение, которое хочу представить на ваш суд…
– Почему – не исполняли? – изумляется пожилой кореец, сидящий в первом ряду.
По всей видимости, он тут самый главный со стороны «консерваторщиков», поскольку «людская колбаса», формировавшаяся в процессе перехода между помещениями, выстраивалась следом за ним. И причёска у него соответствующая – длинные седые волосы до плеч. Богемная. Наверное, – главный здешний мэтр. Интересно, почему мне его не представили?
– Прошу прощения, сонсен-ним, - отвечаю я, обращаясь к предполагаемому мэтру. – Просто у меня не было для этого возможности. В моей воинской части нет музыкальных инструментов, подходящих для работы …
После секундной паузы в зале становятся слышны оживлённые перешёптывания. Ловлю на себе обеспокоенный взгляд капитана. А вот надо было мои требования выполнять!
– Так вы её вообще не исполняли или не исполняли для широкой публики? – уточняет мэтр, видимо, желая обрести полную ясность в вопросе.
– Она вообще ещё ни разу не звучала. – говорю я и, с намерением немного подольститься, сообщаю. – Присутствующие в зале будут первыми людьми на Земле, которые услышат «Лунную сонату».
В зале на несколько секунд устанавливается тишина, пока присутствующие обдумывают мои слова.
– Ну, а нотная запись? – не собираясь успокаиваться, спрашивает мэтр. – У вас она есть?
– К сожалению, не успела её подготовить. – каюсь я.
– Как же вы будете играть? – получаю следующий резонный вопрос.