Смерть айдола
Шрифт:
Время действия: четырнадцатое октября
Место действия: воинская часть, столовая
Сижу, вкушаю обеденные яства. За столом я уже не один, а в компании трёх крепких парней и двух, тоже «крепеньких» - девушек. Охрана моя. Отныне буду постоянно находиться под наблюдением. Так мне сказал генерал Им ЧхеМу, с которым я совсем недавно имел беседу. Сделано это для того, как он объяснил, - «чтобы меня черти в ад не утащили». А если точнее – северяне в Пукхан. И будут
Наверняка президент знает, что делает, и вполне допускаю, что страшнее наказания для корейца не найти. Но я-то, - не кореец! Мне пофигу их национальные заморочки. Это я ещё в «Кирин» выяснил. Не пофигу мне финансовые потери, которые видятся в результате подобного «финта» власть предержащих. Становится совсем непонятным, что в таком случае я здесь делаю? Об этом я прямо спросил у генерала. Однако он ничего не смог мне ответить. Тогда я попросил, чтобы меня демобилизовали как можно скорее, мотивируя своё желание необходимостью срочно заработать денег на адвокатов.
Здесь я уже получил более развёрнутый ответ, который, правда, совсем не понравился. Им ЧхеМу довёл до моего сведения информацию о том, что решение о демобилизации теперь целиком находится в руках президента страны, которая сейчас на меня очень зла. И если хочу получить желаемый исход, то должен что-то для этого сделать.
И вот сижу я, - «простая корейская баба» и думаю два вопроса. Первый – «что я должен для этого сделать»? И второй – «а с чего вдруг мне этим заниматься»? Я им кто, - крепостной? Почему все так непоколебимо уверены в необходимости внесения мною оплаты за право работать? Тоже исповедуют идею «пакетного соглашения», как в телевизионных корпорациях?
Чуть поворачиваю голову и неожиданно встречаюсь глазами с одной из своих «хранительниц». Я её практически не знаю, только вот буквально представили друг другу. У неё тоже, как у меня, - унтер-офицерское звание, но рангом ниже. Она по званию – джунгаса. И некрасивая. Возможно, пошла в армию именно по этой причине.
– Такая гадость, это ваше айдольство. – говорю ей я.
За столом мгновенно прекращается жевание, наступает напряжённая тишина, а джунгаса просто замирает.
– Знала бы, - лучше бы сдохла! – высказываюсь по поводу ситуации, как она мне видится, и опускаю голову к своему подносу.
Шо бы тут такого можно было ещё съесть?
(немного позже. У дверей в кабинет, за которыми недавно скрылась ЮнМи, стоят облачённые в бронежилеты двое из назначенных ей охранников – парень и девушка. На головах у них металлические каски, на плече – ремень короткоствольного автомата, в подсумках – магазины к нему, снаряжённые боевыми патронами. Воспользовавшись тем, что в коридоре, кроме них, никого нет, девушка слегка наклоняется к парню)
– Она как на меня посмотрит, - у меня мурашки по спине бегут. – жалуется она, имея в виду Агдан.
Парень в ответ делает суровое выражение лица и решительно выпячивает челюсть.
(в это время в кабинете)
– Итак, - бодро произносит майор контрразведки, которого я вижу первый раз в жизни. – Я хочу сегодня поговорить с вами о письме, которое вы написали своему самчону…
Они издеваются, что ли? – думаю я, смотря на копию моего письма, энергично выложенную на стол. – Или они решили меня таким образом – задолбать? Начнут каждый раз присылать нового сотрудника, который будет начинать всё сначала. Кажется, я даже слышал о таком способе ведения допроса. Когда многократно просят повторять одно и то же, - допрашиваемый от постоянной бубниловки тупеет и, в конце концов, произносит «не то». За которое его хватают и тащат в тюрьму. Зря я тогда так активно скучал. Нужно было просто поспать. Это АйЮ виновата!
– Прощу прощения, господин майор, но я отказываюсь говорить на эту тему. – заявляю я.
Офицер замирает, а присутствующая при допросе стенографистка набирает на клавиатуре мой ответ.
– Почему? – отмерев, спрашивает майор.
– Всё, что могла сказать по этому вопросу, - я сказала. Мне больше нечего добавить.
– Это вам только кажется. – уверяют меня. – При более подробном проговаривании, и желании вспомнить, - порой всплывают мелочи, способные оказаться очень существенными.
– У меня нет желания вспоминать мелочи.
– Почему?
– Потому, что это не мой случай. Если вы знакомы с моим досье, господин майор, то должны знать, что я обладаю фотографической памятью. И мне не нужно напрягаться, пытаясь вспомнить подробности. Я уже сказала, - это была шутка, желание подёргать за усы вашу службу и ничего большего.
– А откуда у вас такое желание? Вам не нравится контрразведка? Почему?
– Господин майор. – говорю я, чувствуя охватывающее меня уныние. – У вас есть протокол моего предыдущего допроса? Там же всё написано. Мне нечего прибавить к ранее сказанному.
Минут пять контрразведчик упражняется в каких-то психологических вывертах, стараясь вывести меня на разговор. В ответ сижу, тупо захлопнув пасть.
– Ну хорошо, - наконец, говорят мне. – Давайте сменим тему, раз вы не хотите говорить о письме самчону. Поговорим о другом. О «Письме на сапоге убитого товарища» …
Блин, точно тогда было лучше спать лечь! Даже было лучше стоя поспать, помучиться, зато сегодня бы не пришлось отвечать на дурацкие вопросы! Откуда я знаю, почему меня в тот день – «понесло»? Точно, - АйЮ виновата.
– Это вы написали? – спрашивает майор, имея в виду стихотворение.
Пожав плечами, признаюсь в авторстве. Не, ну а какой смысл отрицать?
– При изучении произведения, - сообщает мой дознаватель, - в нём были обнаружены искажения действительности, создающие у читателей негативные впечатления об армии Республики Корея в целом, об отдельных военнослужащих и их командирах, - в частности. Сангса, с какой целью вы это написали?
Снова пожимаю плечами и отвечаю: «Просто».
– Что значит – «просто»?