Смерть айдола
Шрифт:
– Не думаю, что я могу мгновенно ответить на этот вопрос.
– Тогда я с сожалением должна констатировать, что вы совершенно не цените сотрудника, который сделал столь много замечательного для агентства. – говорю я и сообщаю о своих дальнейших действиях.
– Хорошо. Тогда я подаю на вас в суд и буду требовать разрыва контракта.
– Бросишь свою группу непосредственно перед поездкой в Японию?
– уточняет ЮСон.
– Почему – «брошу»? – удивляюсь я. – Видя, с какой скоростью рассматриваются дела в судах, я успею и в «Tokyo Dome» станцевать, и Париж посмотреть за счёт агентства. Вы же повезёте нас в Париж, господин директор? Или французы так никогда и не увидят лучшую корейскую гёрлз-группу?
–
– Уверена, господин директор, что вашу неуверенность не смогут понять ни наше правительство, затеявшее братание с французами, ни наш МИД, занимающийся организацией этого, ни правительство Франции, с раскрытым сердцем принимающее наших соотечественников на своей земле!
– Если и полетите, то полетите за свой счёт. – помолчав, обещает ЮСон.
В принципе, - я не удивлён. Тут всё исключительно за наш счёт.
– Завершу начатые проекты, - не став акцентировать на поездке во Францию, продолжаю я тему своего ухода из агентства. – А после Нового года я вас покину. Вы же наверняка будете затягивать рассмотрение дела. Как раз к Новому году по времени и получится.
– Для чего затягивать? – не понимает ЮСон.
– Говорят, в корейской музыкальной индустрии такое не принято. Слышала, что какая-то группа судилась со своим агентством несколько лет.
– А знаешь, что потом случилось с этой группой? – с вкрадчивыми нотками в голосе интересуется ЮСон.
– Господин директор, вы меня плохо слушаете. – отвечаю я. – Я буквально только что сказала, что для зарабатывания денег агентство мне не требуется. Я сама в состоянии полностью подготовить себе проект. Если местный истеблишмент в назидание другим помножил на ноль коллектив, посмевший бросить им вызов, то со мной такой номер не пройдёт. Поскольку, первое, - я полиглот и пишу песни на разных языках. А второе, - я просто не собираюсь ограничиваться одним лишь крохотным корейским рынком и посвятить всю свою жизнь попыткам что-то из него выжать. Не вижу в этом ни капли смысла. Поэтому чья-то возможная месть меня мало беспокоит, по причине моего отсутствия в стране и не ведения в ней предпринимательской деятельности.
ЮСон задумчиво смотрит на меня.
– А если я посчитаю, что в агентстве возникла недружелюбная атмосфера к моей персоне, - вы меня вообще не увидите. – предупреждаю я, решив расставить все точки над «и» объяснением возможных вариантов развития событий. – Я военнослужащая. Уйду жить в казарму, будете видеть меня только на судебных слушаниях.
– Время службы в армии автоматически добавляется к сроку контракта. – сообщает мне ЮСон, всё так же задумчиво меня созерцая.
Я широко улыбаюсь ему в ответ, постаравшись, чтобы это выглядело как можно милее.
– Да. – киваю я. – Но подобное условие записано в контракте для парней. А я – девушка! И у меня в контракте нет этого пункта про службу, я смотрела!
Выражение лица ЮСона меняется с задумчивого на озадаченное.
– И у них – срочная служба, а меня армия – мобилизовала. – добавляю я ещё один интересный штришок к картине. – Это явный форс-мажор. Думаю, суд согласится с этим.
– Возьметесь душить меня штрафами, - не поеду на Грэмми.
– перехожу я к следующему пункту в списке угроз.
– Не поедешь на Грэмми? – явно не веря, переспрашивает директор.
– Всё равно ничего не дадут. – объясняю я. – А лететь туда – это обалдеть сколько времени надо потратить. Никакого желания тащиться через половину мира, чтобы посидеть в массовке.
– Почему – «не дадут»? – интересуется ЮСон.
– У них там своих претендентов полно. Станут они ещё каких-то узкоглазых награждать. – объясняю я и даю более расширенный взгляд на ситуацию.
– Все знают, что на Грэмми иностранцев награждают только из политических мотивов. Когда нужно «подмазать» дипломатические шестерёнки.
– «Подмазать»?
– Ага. – киваю я и поясняю, как именно это будет. – Возьметесь душить меня штрафами, - откажусь от поездки. Лягу в больницу, скажу СМИ, что истощена морально и финансово своим жадным агентством. Будете с правительством сами потом разбираться, как такое у вас вдруг вышло. Правительство ведь точно захочет - «смазать дипломатические шестерёнки» и не поймёт прикола, если «смазка» останется дома!
– А до этого, - стану каждую неделю жаловаться на нарушение своих прав в комиссию по делам несовершеннолетних и в трудовую комиссию на ненормированный рабочий день. – обещаю я.
– Я же несовершеннолетняя!
После моих слов наступает тишина. ЮСон молча смотрит на меня, похоже, что-то решая. Я же думаю, - каких ещё неприятностей смогу организовать агентству, если решат «прессовать»?
– После того, что ты тут наговорила, – наконец произносит ЮСон. – Я, если я нормальный директор, я должен выгнать тебя с треском и не позволять приближаться к агентству ближе, чем на три километра!
Теперь приходит уже моя очередь обдумывать его слова.
– Знаете, господин директор. – удивлённо говорю я. – Честно говоря, начиная с вами этот разговор, совершенно не собиралась расставаться с агентством. Но сейчас, проговорив всё, пришла к выводу, что это самое правильное решение!
В удивлении смотрю на директора, понимая, - это действительно так! Я сам себя «уболтал»!
ЮСон несколько секунд смотрит на меня, а потом просто закрывает глаза. Наверное, от желания меня не видеть.
(немного позже)
Молча топаю за группой по коридору. ЮСон отправил всех на рабочие места, сказав перед этим, что я сорвал ему своим выступлением тщательно выверенный план работ и теперь ему нужно думать над новым. Не, что значит – «выступление»? А что, я молчать дальше был должен? Молчать и платить, платить и молчать? Ага, галоши только надену! ЮСон сам виноват. Я действительно совершенно не собирался доводить дело до края. Всего лишь хотел жёстче обозначить свою позицию. Но этот горе-руководитель взялся нести какую-то ахинею, сопровождая её спазмами патологической жадности. Слово за слово и в процессе разборок у меня в голове неожиданно возникло понимание – «а ведь нифига мне не будет, если я устрою всё, что наобещал! И потом – тоже не будет. Будет только лучше!». Я ведь и раньше размышлял о том, чтобы покинуть агентство, но делал это так, «отстранённо», «гипотетически». А сейчас словно попал в ситуацию, в которой нужно быстро принять решение. И все мысли, прикидки, которые обдумывались раньше, - «бац, бац, бац!», вдруг чётко выстроились друг за другом, и стало очевидно, что вот оно - то, как действовать дальше! Всё-таки удивительная эта штука – мозги! Считаешь, что они заняты чем-то посторонним, ерундой, а они, на самом деле, где-то в глубине, что-то тихо крутят, вертят, думают над действительно важным. А потом – хрясь! Вот вам – решение! И мир становится другим.