Смерть Беллы
Шрифт:
— Я в «Маленьком коттедже», близ Хартфорда. Мне хотелось бы, чтобы за мной приехали лично вы.
Эверелл не спросил, в чем дело. Неужели и он ошибался, как другие? Он задал вопрос, который удивил Спенсера:
— Вы один?
— Теперь один…
Трубку повесили. Он предпочел бы подождать в кабине, но нельзя же торчать здесь,
Ждет, может быть, у телефона. Наверно, как бывало уже не раз, телефон звонил, она брала трубку, но в трубке молчали, и только слышалось издалека чье-то дыхание.
Он не стал ей звонить. Подошел к стойке, забрался на табурет; двое мужчин по-прежнему говорили по-итальянски. Спенсер одним глотком осушил полстакана, глядя в пространство, и в зеркале, между бутылок, увидел свое лицо, все перепачканное губной помадой. Он стал вытираться, плевал на носовой платок и тер им кожу, это было как в детстве.
Рыжий пьяница вытаращился на него и, не удержавшись, заметил:
— Позабавился с бабами, браток?
Спенсер так боялся привлечь к себе внимание до приезда лейтенанта, что ответил ему заискивающей улыбкой. Теперь бармен тоже повернулся к нему. На его боксерской физиономии отражалась медленная работа мысли. Сперва он сомневался, не подводит ли его память. Потом глянул в глазок. Что-то заподозрив, пошел и заглянул во второй зал. Вернувшись, бросил несколько слов своему собеседнику, который по-прежнему был в шляпе, в пальто из верблюжьей шерсти и в шарфе. Эшби уже почуял надвигающуюся опасность; он допил и заказал еще порцию. Он сомневался, нальют ли ему. Бармен ждал возвращения своего знакомца, который по его просьбе куда-то ушел.
Эверелл доберется сюда не раньше чем через добрых десять минут, даже если включит сирену. За спиной, вероятно, еще сидят те две парочки.
Спенсер притворился, что пьет из пустого стакана; у него стучали зубы. Бармен не сводил с него глаз и как будто к чему-то готовился. Его татуировка была видна во всех подробностях. У него были волосатые руки, тяжелая нижняя челюсть, переломанный нос.
Спенсер не услышал, как отворилась дверь, но спиной почувствовал ледяной воздух. Он не смел обернуться, пока голос, принадлежавший тому, в пальто из верблюжьей шерсти, торопливо что-то говорил по-итальянски.
Этого он и боялся. Напрасно Эверелл старается: ему не успеть. Лучше бы Эшби вызвал любой наряд полиции или поехал в отделение на своей машине.
Бармен не спеша обогнул стойку, но первым ударил не он, а рыжий, который тем временем успел сползти с табурета и чуть не растянулся на полу. После каждого удара он отступал назад и снова наскакивал.
Спенсер попытался им объяснить:
— Я сам вызвал полицию…
Они не верили. Никто и никогда ему теперь не поверит. Кроме одного человека, которого он уже не узнает.
Кроме того, кто убил Беллу.
Они били нещадно. Голова у него моталась из стороны в сторону, как у ярмарочного чучела: на подмогу им подоспели посетители из второго зала, с ними вышли и девицы, но эти держались поодаль и смотрели. У одного из парней лицо тоже было перемазано губной помадой; низенький, коренастый, он нанес Спенсеру страшный удар коленом по причинному месту и проревел:
— Получай!
Когда завыла сирена и лейтенант Эверелл, сопровождаемый двумя полицейскими в форме, распахнул дверь, Спенсер Эшби уже давно валялся на полу, под табуретами, среди битого стекла, и не подавал признаков жизни; губы у него были в крови. Она струйками текла из уголков рта, словно растягивая его. Может быть, поэтому казалось, что он улыбается.